Взрыв изнутри: ультраправый марш и крах старой Европы АНАЛИЗ от Baku Network

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network

На сайте Baku Network опубликована статья о крахе старой Европы. 

Day.Az представляет полный текст статьи:

Европейский Союз вступил в третье десятилетие XXI века в состоянии системного сдвига. После десятилетий доминирования либерального консенсуса и постепенного углубления интеграции континент впервые сталкивается с феноменом, который способен не просто изменить политический баланс, но и радикально переписать саму ДНК европейского проекта. Рост влияния ультраправых популистов - от Франции и Германии до Нидерландов и Италии - больше не является периферийным явлением. Речь идёт о силах, которые уже в ближайшие годы могут контролировать правительства стран, на долю которых приходится более половины ВВП Европы.

Главный вопрос, который необходимо поставить сегодня: является ли усиление ультраправых временной реакцией на кризисы последнего десятилетия - миграционный, энергетический, экономический - или оно знаменует начало глубокого сдвига, способного переформатировать саму сущность европейского проекта и его место в мировой системе?

Ответ на этот вопрос имеет не только академический интерес. От него напрямую зависят контуры мировой торговли, архитектура безопасности, функционирование глобальных институтов и стратегия внешних акторов - от США и Китая до Турции и Азербайджана.

Экономическое измерение: от неолиберальной ортодоксии к протекционистскому национализму

1. Замедление роста и вырождение старой модели. Экономическая подоплёка европейского политического сдвига не менее важна, чем идеологическая. С 2010-х годов ЕС демонстрирует устойчивую тенденцию к замедлению роста: средний показатель роста ВВП за последние пять лет не превышает 1,2% в год, а в 2024 году он составил лишь 1%. Прогноз Еврокомиссии на 2025 год - 1,1%, на 2026 - не более 1,5%.

Это - результат сочетания нескольких факторов:

Энергетические кризисы, вызванные резким сокращением поставок из России, усилили зависимость от дорогих источников и спровоцировали инфляцию на уровне 8-10% в 2022-2023 гг. Жесткая монетарная политика ЕЦБ (ставка рефинансирования достигала 4,5%) привела к удорожанию кредитов и торможению инвестиций. Старение населения и отток рабочей силы (в одной только Греции с 2009 года страну покинули более 500 тысяч человек) создали дефицит трудовых ресурсов, особенно в секторах низкой и средней квалификации. Разрыв в конкурентоспособности между ядром и периферией ЕС усилился: если в Польше и Румынии рост ВВП в 2024 году превысил 3%, то в Германии он составил лишь 0,2%.

Неудивительно, что в этой ситуации традиционная правая экономическая модель - deregulatio, налоговые стимулы, приватизация - утратила привлекательность. На смену ей приходит более резкая идеология, в которой лозунги борьбы с мигрантами и отказа от интеграции сочетаются с протекционизмом, прямыми субсидиями и фискальным популизмом.

2. Смена парадигмы: правые без либерализма. Традиционно правые партии Запада ассоциировались с экономическим либерализмом: открытые рынки, ограниченная роль государства, защита конкуренции. Но новая волна европейских ультраправых предлагает иную модель -

Примеры уже видны:

Франция: Марин Ле Пен и Жордан Барделла предлагают обязать столовые использовать 80% отечественной продукции, ввести налоговые льготы для "коренных" семей и приостановить НДС на базовые товары. Германия: АдГ требует отмены налога на выбросы CO2 и налога на имущество, компенсируя выпадающие доходы повышением подоходного налога - то есть усиливая роль государства. Великобритания: Найджел Фарадж обещает отменить НДС на электроэнергию и снизить корпоративный налог с 25% до 15%, не уточняя, как компенсировать выпадающие доходы бюджета.

Все эти меры могут привести к росту бюджетного дефицита, который и без того превышает 3% ВВП в большинстве стран ЕС. В Италии - 4,4%, во Франции - 5,2%, в Испании - 4,1%.

МВФ и ОЭСР предупреждают: при сохранении текущей динамики к 2030 году совокупный долг еврозоны может достичь 110% ВВП. В условиях роста расходов на оборону (до 2-2,5% ВВП в рамках обязательств НАТО) и старения населения это создаст основу для нового долгового кризиса.

3. Пример Италии: прагматизм против популизма. На этом фоне показателен опыт Италии. Премьер-министр Джорджа Мелони, пришедшая к власти с репутацией радикала, на деле проводит умеренно консервативную политику. Ставка - на постепенное снижение дефицита и сдерживание госдолга (137% ВВП), несмотря на давление профсоюзов и рост социальных расходов.

Опыт Мелони показывает, что правые могут оставаться приверженными финансовой дисциплине. Но он также демонстрирует политическую цену этого выбора: протесты, падение рейтингов и ограниченные возможности для манёвра в оборонной политике.

Экономическая архитектура Европы под давлением: от внутреннего кризиса к глобальному сдвигу

1. Структурная усталость европейской модели. Падение темпов роста в Европе - не случайный эпизод, а симптом накопившейся структурной усталости. Основанная на логике "социального рыночного хозяйства" и глубокой интеграции, экономическая модель ЕС в последние годы демонстрирует всё меньшую устойчивость перед внешними и внутренними шоками.

Между 2000 и 2020 годами среднегодовой рост ВВП еврозоны составлял около 1,4%, в то время как США в те же годы показывали в среднем 2,1%, а Южная Корея - 3,5%. После пандемии этот разрыв стал ещё заметнее: в 2023 году экономика США выросла на 2,5%, а еврозоны - всего на 0,5%.

Главные причины - в самой ткани европейской экономики:

Демографический спад: коэффициент рождаемости в ЕС упал до 1,46 ребёнка на женщину (для простого воспроизводства населения нужно 2,1). К 2050 году численность населения трудоспособного возраста сократится на 16%, что приведёт к хроническому дефициту рабочей силы. Стагнация производительности: с 2010 по 2023 год среднегодовой прирост производительности труда в еврозоне не превышал 0,7%, тогда как в США - 1,4%. Недоинвестированность в технологии и инфраструктуру: совокупные расходы на R&D в ЕС составляют около 2,2% ВВП, против 3,5% в США и 4,9% в Южной Корее. Бюрократическая инерция: сложная система принятия решений и ограниченные полномочия Еврокомиссии замедляют реформы. С момента представления реформаторского доклада Марио Драги прошёл год, но ни один из ключевых пунктов не реализован.

Эти факторы вместе создают ситуацию, в которой Европа объективно теряет конкурентоспособность - особенно в стратегических секторах. В 2000 году доля ЕС в мировой экономике составляла около 25%, сегодня - менее 15%. Китай обогнал ЕС по совокупному ВВП в 2021 году, а Индия догонит его к 2030-му.

2. Энергетический шок и новая индустриальная карта.

Энергетический кризис 2022-2023 годов стал поворотной точкой. Резкое сокращение поставок российского газа - с 155 млрд кубометров в 2021 году до 45 млрд в 2023-м - вызвало беспрецедентный рост цен на энергоносители: в пике они увеличились более чем в четыре раза.

Эта волна ударила прежде всего по энергоемким отраслям - металлургии, химии, производству удобрений и стекла. За два года Европа потеряла 17% мощностей в алюминиевой промышленности, 10% в химической, а около 20% производителей удобрений временно приостанавливали производство.

Деиндустриализация стала не теоретической угрозой, а процессом, который идёт прямо сейчас. Только Германия за 2022-2024 годы потеряла около 12% промышленного производства, а доля промышленности в её ВВП снизилась с 26% до 22%.

США тем временем усилили конкурентное давление. Принятый в 2022 году Inflation Reduction Act (IRA) объёмом более 370 млрд долларов субсидирует производство "зелёной" энергетики и электроники. В результате такие гиганты, как Northvolt и BASF, начали переносить часть проектов за Атлантику.

ЕС пытается ответить собственным планом Net Zero Industry Act, но общий объём поддержки там втрое меньше, чем в США, и разбросан между странами-членами. Это создаёт фрагментацию и усиливает дисбаланс между экономиками ядра (Германия, Франция) и периферии (Испания, Восточная Европа).

3. Тарифный удар: Вашингтон возвращает политику протекционизма. К этим внутренним проблемам добавился внешний шок - агрессивная торговая политика администрации Трампа. С января 2025 года США начали пересмотр торговых соглашений и введение

В мае 2025 года Белый дом объявил о намерении рассмотреть введение 35%-ной пошлины на автомобили, произведённые в ЕС, аргументируя это "несправедливым субсидированием" европейских производителей. В случае реализации этого сценария потери ЕС могут составить до 42 млрд евро в год, по оценке Европейской комиссии.

Трамп также предложил новый формат двусторонних соглашений с отдельными странами ЕС - в обход Брюсселя, что усиливает центробежные тенденции внутри блока.

В ответ Европейская комиссия готовит зеркальные меры - включая 25%-ные пошлины на американские сельхозтовары и пересмотр закупок в оборонном секторе. Но их потенциал ограничен: торговый оборот между США и ЕС в 2024 году превысил 900 млрд долларов, и резкая эскалация тарифной войны ударит прежде всего по европейским экспортёрам.

4. Инфляция и фискальные пределы. Ультраправые партии предлагают активное государственное вмешательство - от субсидий на базовые продукты до налоговых льгот для "коренного населения". Но это сталкивается с фискальной реальностью:

Совокупный долг еврозоны составляет 91,2% ВВП, во Франции - 112%, в Италии - 137%. Дефицит бюджета Франции в 2024 году превысил 5,2%, Испании - 4,1%, Бельгии - 4,7%. По оценке ЕЦБ, каждый дополнительный процентный пункт дефицита при нынешних ставках увеличивает стоимость обслуживания долга примерно на 0,3% ВВП в год.

Фискальное пространство для новых расходов ограничено, а на горизонте 2030 года Европа столкнётся с ростом расходов на пенсии и здравоохранение на 1,5-2% ВВП ежегодно. Если при этом начнётся гонка субсидий и налоговых подарков, это может привести к повторению долгового кризиса 2010-х годов, но уже на уровне всей еврозоны.

5. Сценарии развития экономической траектории Европы (2025-2035). На горизонте ближайших десяти лет можно выделить три базовых сценария:

Сценарий A - "Консервативная адаптация". ЕС избегает власти ультраправых в ключевых странах и постепенно адаптирует модель: умеренные налоговые стимулы, инвестиции в технологический суверенитет, диверсификация энергетики. Рост ВВП к 2030 году стабилизируется на уровне 1,6-1,8%, сохраняется открытая торговая модель.

Сценарий B - "Фискальный национализм". Ультраправые приходят к власти в Германии и Франции, вводят субсидии и налоговые льготы для национальных производителей, ограничивают миграцию. Рост ВВП падает до 0,8-1,2%, дефицит бюджета превышает 5%, инвестиции снижаются из-за неопределенности.

Сценарий C - "Фрагментация и тарифная спираль"
ЕС раскалывается на группы стран с разной экономической политикой, тарифная война с США и Китаем усиливается, единый рынок ослабевает. Рост ВВП опускается ниже 0,5%, евро теряет статус второй резервной валюты, а доля ЕС в мировой экономике падает до 11-12%.

Политико-институциональный сдвиг: суверенитет против интеграции

1. Ультраправые и кризис архитектуры ЕС. Европейский Союз строился на идее постепенной передачи суверенитета от национальных государств наднациональным институтам - Еврокомиссии, Европейскому парламенту, Суду ЕС. Этот процесс, начавшийся с Римских договоров 1957 года, обеспечил десятилетия стабильности и роста. Но сегодня он сталкивается с вызовом, которого не было даже в годы долгового кризиса или Brexit:

Ультраправые движения - от французского "Национального объединения" и немецкой АдГ до итальянской "Лиги" и венгерского "Фидес" - не просто критикуют бюрократию в Брюсселе. Они ставят под сомнение саму легитимность идеи наднационального суверенитета, апеллируя к концепции "возврата полномочий" и прямого приоритета национального права над правом ЕС.

В последние годы это уже не теория. В 2021 году Конституционный суд Польши фактически поставил национальную конституцию выше европейского права. В 2023 году аналогичный шаг обсуждался в Венгрии. Если такие решения станут политической нормой для крупнейших экономик - Германии, Франции, Италии, - то юридическая ткань Союза начнет расползаться.

2. Институциональный паралич и центробежные тенденции. Рост ультраправых приводит не только к идеологическим изменениям, но и к параличу управленческих механизмов. Система принятия решений в ЕС основана на консенсусе и взаимном признании. Когда внутри Совета министров или Европейского совета оказываются правительства, отказывающиеся следовать общей линии, блокировка решений становится нормой.

Пример Нидерландов показателен: после выхода "Партии свободы" Герта Вилдерса из коалиции в 2025 году страна не смогла согласовать повышение оборонных расходов до уровня НАТО, а также отложила пакет климатических мер. Аналогичные процессы наблюдаются в Италии и Австрии, где правые требуют "переписать" миграционное законодательство ЕС в сторону национального контроля.

Этот институциональный застой ведет к дефрагментации европейского пространства: страны начинают заключать двусторонние соглашения с внешними партнерами в обход Брюсселя (например, соглашения по поставкам газа с Катаром или строительству инфраструктуры с Китаем), что разрушает принцип единого внешнего курса.

3. Конфликт суверенитетов и юридические коллизии. Если ультраправые придут к власти в ключевых странах ЕС, одной из первых арен столкновения станет право. Уже сегодня в их программах фигурируют инициативы, которые прямо противоречат базовым договорам ЕС:

отмена приоритета права ЕС (Ле Пен, АдГ); ограничение свободы передвижения внутри Шенгенской зоны; односторонние решения о депортации мигрантов в нарушение Женевской конвенции 1951 года; отказ выполнять климатические обязательства, закрепленные в Европейском "Зеленом курсе".

Такие шаги создадут юридическую двойственность: законы ЕС будут формально действовать, но государства-члены перестанут их исполнять. Это ударит по самой основе Союза - общему рынку и единой правовой системе.

Исторические прецеденты показывают, чем это грозит. В 1960-х годах так называемая "пустая стуловая политика" Франции (бойкот институтов) парализовала работу Сообщества почти на год. Но тогда кризис разрешился компромиссом. Сегодня раскол может быть системным: если страны начнут игнорировать решения Суда ЕС или директивы Еврокомиссии, Союз превратится в формальную оболочку без действенных механизмов.

4. Политическая карта: новая ось внутри Европы. Рост ультраправых неравномерен, но он меняет саму геометрию европейской политики. Уже сегодня можно выделить три "оси" в континентальной архитектуре:

Ось национал-консервативного суверенитета: Польша, Венгрия, Италия, частично Австрия и Словакия - государства, выступающие за ограничение наднациональной власти и приоритет "национальных интересов". Ось интеграционного ядра: Германия, Бельгия, Нидерланды, скандинавские страны - сторонники углубления политического и экономического союза. Ось колеблющихся центристов: Франция, Испания, Чехия - страны, где исход определят ближайшие выборы.

Если во Франции и Германии победят ультраправые, баланс изменится радикально: первая ось станет доминирующей, а "интеграционное ядро" окажется в меньшинстве.

5. Сценарии трансформации политико-институционной системы ЕС

Сценарий A - "Управляемая дивергенция". Ультраправые получают влияние, но не разрушают Союз. Усиливается роль национальных парламентов, ЕС реформирует свои механизмы, допуская гибкость и "Европу разных скоростей". Интеграция продолжается, но в более асимметричной форме.

Сценарий B - "Конституционный кризис". Национальные суды и правительства массово ставят национальные законы выше европейских. Суд ЕС теряет авторитет, Еврокомиссия - рычаги принуждения. Союз существует, но его решения носят факультативный характер. Это путь к "содружеству суверенных государств".

Сценарий C - "Фрагментация и распад". После цепочки односторонних решений крупнейшие страны объявляют о пересмотре договоров или выходе (Frexit, Italexit). Союз распадается на региональные блоки, а евро теряет статус. Внешнеполитическое влияние Европы падает, а глобальный центр тяжести окончательно смещается в Индо-Тихоокеанский регион.

Геополитический контур: Европа в новом мире

1. Трансформация стратегических приоритетов. Если Европа войдёт в фазу ультраправого доминирования, её внешняя политика изменится не меньше, чем экономика или институции. Курс на многосторонность, права человека и глобальную либерализацию торговли, который десятилетиями был её визитной карточкой, уступит место

Во-первых, изменится отношение к США. Дональд Трамп уже объявил курс на пересмотр трансатлантических соглашений и давление через тарифы. Ультраправые, в отличие от центристов, готовы отвечать симметрично. Это может привести к расколу трансатлантического альянса, в том числе внутри НАТО. Расходы на оборону в ЕС вырастут, но координация стратегий ослабнет.

Во-вторых, усилятся связи с Россией и Китаем - не как результат идеологической близости, а как прагматический расчёт. АдГ уже заявляет о необходимости возобновления импорта российского газа, а Ле Пен в 2024 году называла санкции "саморазрушительными". Это изменит динамику украинского конфликта и архитектуру санкционного давления.

В-третьих, Европа будет переориентироваться на Африку и Ближний Восток в поисках трудовых ресурсов и сырья. Но при ультраправом курсе это будет не партнёрство, а инструментализация: соглашения по возвращению мигрантов, сделки по обмену инвестиций на контроль границ.

2. Последствия для глобальной системы. Последствия европейского поворота вправо будут далеко выходить за пределы континента:

Мировая торговля фрагментируется: тарифные войны между США, ЕС и Китаем становятся структурной чертой, глобальные цепочки поставок дробятся на региональные. Глобальные институты слабеют: ВТО и ОЭСР теряют авторитет, так как крупнейшие игроки переходят к двусторонним соглашениям и преференциальным зонам. Инвестиционные потоки перераспределяются: капитал уходит в более предсказуемые юрисдикции - США и Азию. ЕС теряет часть прямых иностранных инвестиций (уже в 2024 году их приток снизился на 23% по сравнению с 2021-м).

На горизонте 2035 года это может означать не просто ослабление Европы, а её второстепенную роль в мировой экономике: доля в мировом ВВП опустится до 11-12%, а евро утратит часть статуса резервной валюты.

Стратегические выводы и рекомендации

ЕС нуждается в институциональном обновлении, которое предотвратит паралич решений. Это может включать переход к квалифицированному большинству в чувствительных сферах и укрепление роли Европейского парламента.

Фискальная политика должна быть переосмыслена: нужны новые правила, которые позволят сочетать бюджетную дисциплину с инвестициями в технологии, инфраструктуру и оборону.

Ответ на тарифное давление США требует более проактивной промышленной политики - создания европейских цепочек добавленной стоимости, особенно в стратегических секторах (микрочипы, водород, ИИ).

Миграционная политика должна быть сбалансирована: отказ от хаотичной открытости не должен превращаться в демографический суицид. ЕС нужно не меньше 2-3 млн новых работников ежегодно для сохранения экономической активности.

Внешняя стратегия Европы должна учитывать появление новых центров силы. Взаимодействие с Турцией, Азербайджаном и странами Центральной Азии - ключ к созданию альтернативных маршрутов поставок и снижению зависимости от России и Китая.

... Европа стоит перед выбором, который определит её судьбу на десятилетия. Рост ультраправых - не случайная буря, а симптом глубинных процессов: экономического истощения, демографического старения, институциональной инерции и геополитического давления. Вопрос не в том, удастся ли ультраправым прийти к власти - это уже почти неизбежно. Вопрос в другом: смогут ли европейские общества превратить этот сдвиг в импульс к обновлению или позволят ему разрушить проект, который семь десятилетий был символом интеграции и мира.

Именно от ответа на этот вопрос зависит, останется ли Европа одним из полюсов мировой системы - или превратится в региональное объединение, живущее прошлым и не способное влиять на будущее.