Игорь Липсиц: Финансовая система России разрушена, следующий этап распад страны ИНТЕРВЬЮ

Российско-украинский конфликт тянется уже почти четыре года, и сегодня стороны вплотную подошли к моменту, когда вопрос о возможном мире требует конкретики. Но до сих пор никто не понимает, на какие уступки можно пойти, а какие совершенно неприемлемы.

При этом президент США Дональд Трамп усиливает давление как на Москву, так и на Киев. За последний год Россия пережила серьезный экономический удар — новые, повторные санкции заметно ослабили ее экономику. Несмотря на затянувшуюся войну, растущие военные расходы и отсутствие ясного выхода из тупиковой ситуации, Кремль не демонстрирует готовности отказаться от своих амбиций.

О том, в каком состоянии сегодня находится экономика России, в интервью Vesti.az рассказал экономист Игорь Липсиц.

- Игорь, хотелось бы побеседовать о российской экономике. О чем, на ваш взгляд, говорит российский бюджет на 2026 год?

- Прежде всего он указывает, что Российская Федерация уже фактически утратила способность управлять своими финансами. Причина в том, что сам бюджет изначально составлен недостоверно — он строится на предположениях, которые с большой вероятностью не сбудутся. Следовательно, в него заложены ошибочные прогнозы доходов, на основе которых определены и расходы. Такой бюджет вряд ли может быть исполнен. Скорее всего, это лишь ориентировочный документ, который власти будут постоянно корректировать по ходу дела, в зависимости от развития ситуации.

Подобное уже происходило в этом году: изначально был утвержден дефицит в 1,2 трлн рублей, но уже в мае его срочно увеличили на 2,6 трлн — до 3,8 трлн. Затем в октябре допустимый дефицит опять пересмотрели — уже до 5,7 трлн. То есть за год дефицит вырос почти в пять раз. Это означает, что государственные финансы России не способны прогнозировать свои доходы и расходы даже на год вперед.

Фактически война разрушила финансовую систему России. Она стала нестабильной и непредсказуемой. Государство оказалось в ситуации, когда оно не знает, какие средства получит и сколько сможет потратить. А это крайне опасно, потому что российская экономика в значительной степени является государственной, нежели рыночной: по разным оценкам, доля госсектора составляет от 50 до 70%. Поэтому нехватка денег — это не просто проблема бюджета. Это сокращение государственного заказа и, соответственно, падение всей хозяйственной активности. Отсюда и сам бюджет становится нестабильным, перенапряженным, что угрожает общей экономической устойчивости.

Из-за этого обсуждение идет по двум сценариям: либо продолжать работать в текущем режиме, но тогда дефицит в следующем году станет настолько огромным, что его просто нечем будет покрыть; либо резко сокращать расходы — но резать особенно нечего. Военные траты война не позволит уменьшить, а в гражданских расходах серьезного запаса для урезания нет.

Чтобы понимать масштаб проблемы: при разрешенном дефиците 5,7 трлн, реальная цифра к концу года, вероятно, приблизится к 7 трлн рублей. А все расходы России на образование и здравоохранение вместе — меньше трех триллионов. То есть даже если полностью прекратить финансирование образования и медицины, дыру в бюджете закрыть невозможно. Не перекроют ее и отмена дорожного строительства, и урезание поддержки экономики — страна просто начнет распадаться.

Таким образом, Россия входит в период крайнего финансового напряжения. Сколько она сможет продержаться в таком состоянии, сказать сложно. Но опасность в том, что кризис развивается не только на федеральном уровне — регионы тоже сталкиваются с растущими дефицитами и ухудшением бюджетов.

Отсюда вытекает угроза снижения качества жизни в российских регионах: денег в местных бюджетах нет. Это неизбежно приведет к задержкам зарплат, затем — к задержкам пенсий. Будут закрываться отдельные образовательные и медицинские учреждения, начнутся сбои в работе коммунальной системы. Начнется ползучее ухудшение уровня жизни.

Это особенно тревожно с учетом того, что Россия — сильно изношенная страна с устаревшей инфраструктурой, жилым фондом и коммунальными сетями. Все это создает крайне опасную ситуацию: количество аварий, катастроф и бытовых коллапсов будет расти, причем массово. Такой сценарий на будущий год выглядит вполне реальным.

- При этом российская власть остается абсолютно неуступчивой в переговорах, не идет ни на какие компромиссы. Причем под «компромиссом» она понимает фактически капитуляцию Украины и такой «мирный договор», смысл которого нам вполне очевиден. Возникает вопрос: разве в их нынешнем положении не логичнее было бы реагировать более адекватно? На что вообще опирается российское руководство, демонстрируя такую непримиримость? Может быть, они рассчитывают на рост поставок энергоресурсов в Китай?

- На самом деле устойчивая позиция российских властей объясняется не стратегическим расчетом, а скорее азартной игрой. Кремль ввязался в войну против Украины и теперь боится отступить, потому что не понимает, какой выход вообще может привести к удержанию власти. Страна поставлена «на дыбы», полностью перестроена под военный уклад, пропаганда доведена до состояния истерии. И теперь прекращение войны без очевидной «победы» для Путина означало бы тяжелое поражение, потерю власти, разрушение всей созданной им системы управления и, возможно, даже распад России. Поэтому они и пытаются любой ценой «додавить» Украину, добиться результата, который можно выдать за победу, несмотря на стремительное разрушение российской экономики и финансов. Каждым месяцем ситуация становится только хуже.

Что характерно: даже экономисты внутри России, которые раньше старались говорить максимально осторожно и лояльно, уже открыто заявляют, что войну нужно немедленно останавливать, иначе российская финансовая система не выдержит и рухнет. Картина совершенно очевидна. Но при этом Путин боится за свою жизнь. Прекращение войны без успеха создает для него прямую угрозу: если он не сможет предъявить стране хоть какой-то результат, сразу возникнет вопрос — ради чего были понесены такие гигантские потери, если ничего не достигнуто?

Именно поэтому он будет вести эту войну до тех пор, пока не сможет представить ее исход как победу над Украиной. И каждый месяц продолжает играть в эту игру, окончательно разрушая собственную экономику.

- С началом войны многие российские экономисты уверяли, что дедолларизация внешней торговли ослабит доллар и усилит российскую экономику, что снижение импортозависимости тоже пойдет на пользу. Прошли четыре года: Россия отказалась от доллара — и из-за санкций, и по собственной инициативе, торгуя теперь в рупиях, юанях, рублях и прочих валютах. К чему в итоге привел этот эксперимент? Каков реальный результат такого отказа от доллара?

- На самом деле все обстоит совсем не так, мягко говоря. Достаточно взглянуть на то, что происходит в последние дни в сфере финансового регулирования России. Ситуация парадоксальная: страна переполнена долларами и евро. Это означает, что торговля по-прежнему идет именно в этих валютах. Их настолько много, что Центральный банк сейчас всеми способами пытается вытолкнуть конвертируемую валюту из страны. Избыток валюты укрепил рубль, а крепкий рубль создает огромные проблемы для бюджета.

Сильный рубль означает низкие доходы экспортных компаний. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, ЦБ снял практически все ограничения на вывод капитала: теперь из России можно отправлять любые суммы, если находится способ, где их «очистить». Но факт остается фактом — Россия по-прежнему получает доллары и евро за нефть и газ, и получает их много.

Никакой реальной дедолларизации не произошло. Как торговали за доллары, так и продолжают. Да, часть операций идет в рублях или дирхамах, но значительная доля внешней торговли все равно осуществляется в конвертируемых валютах. Их накопилось настолько много, что экспортеры сейчас продают около 98% валютной выручки — даже больше, чем требует государство. Причина проста: рубль слишком крепкий, рублевый эквивалент валюты слишком мал, тогда как внутренние расходы растут из-за инфляции.

Импорт при этом не растет, население деньги не выводит, поэтому валюта в российской экономике просто застаивается, создавая разбалансировку. В итоге становится очевидно: разговоры о том, что Россия отказалась от доллара, оказались иллюзией.

- Недавно опубликовали список европейских стран, где сопоставили объемы военной и финансовой помощи Украине с суммами, которые эти же страны потратили на закупку российских энергоресурсов за годы войны. Дисбаланс оказался огромным в пользу России — например, Нидерланды дали Украине около 3 млрд, но купили у России нефти на 20 млрд. У Италии, Франции, Германии — свои цифры, но везде картина похожая. Возникает вопрос: если Европа действительно придерживается санкционной политики, почему она все еще продолжает закупать российские энергоресурсы? Неужели Европе нечем заменить российскую нефть и газ?

- Европа продолжает покупать российские энергоресурсы прежде всего потому, что это по-прежнему дешевле, и страны пытаются извлечь из этого выгоду. Позиция Европы остается внутренне противоречивой: с одной стороны, она хочет помогать Украине и опасается России, а с другой — не отказывается от экономической выгоды, которую дают дешевые энергоресурсы. Эта двойственность объективна и никуда не исчезла.

Главная проблема в том, что у Европы нет политической ясности относительно того, чего она добивается в отношении России. Если бы целью действительно было ослабление России до уровня распада или свержение Путина, санкционная политика была бы куда жестче. Но такой готовности нет. Европа хочет помочь Украине и одновременно слегка ослабить Россию, но боится ее полного краха, поскольку это может привести к распаду страны и появлению множества децентрализованных, криминальных группировок.

И Европа, и США не имеют четкой концепции, как обращаться с Россией в долгосрочной перспективе. Отсюда и политика «шаг вперед, шаг назад»: принимают санкционные пакеты, делают суровые заявления, но при этом многие санкции работают слабо, контроля за их соблюдением почти нет, а наказания — минимальны. В итоге жесткие меры против России скорее декларируются, чем реально воплощаются. Такая ситуация выглядит некрасиво, но именно она и существует на практике.

- Но в этих условиях США нарастили поставки своих энергоресурсов в Европу — и по весьма высокой цене. Не было бы логичнее для Европы переориентироваться на ближневосточную нефть и газ, тем более что у Саудовской Аравии есть избыток, а тот же подсанкционный Иран готов продавать сырье по существенно более низким ценам?

- Вы снова рассматриваете ситуацию исключительно через призму экономики, но так реальная картина мира не работает. Нужно учитывать и политику — только тогда все становится на свои места.

США стремятся закрепиться на европейском энергетическом рынке и фактически вытеснить Россию из него. Они были бы счастливы, если бы Евросоюз подписал долгосрочные — хотя бы на пять лет — контракты на поставку американских энергоносителей. По сути, США сейчас сознательно занимаются тем, чтобы убрать Россию из мирового нефтегазового рынка и занять ее место. И это касается уже не только Европы: посмотрите на Турцию — ее тоже «дожали», и она начинает переходить с российского газа на американский СПГ.

Россия сама подставилась, и конкуренты, прежде всего США, с удовольствием забирают ее рынки. Рынки, на которых Россия десятилетиями зарабатывала большие деньги, уходят, и возвращение на них в будущем крайне маловероятно — американцы просто не позволят. Европейский рынок был для России идеальным: близко, стабильно, прибыльно. И Россия потеряла его по собственной глупости. Теперь его занимает США.

Зачем же американцам пускать туда Иран? Да, европейцам было бы дешевле покупать у Ирана или Саудовской Аравии, но США обладают гораздо большей политической силой. Они давят на Евросоюз, угрожают пошлинами, и Европа вынуждена принимать решения, которые экономически неоптимальны, но политически неизбежны. Цель США — привязать Европу к себе, разрушить ее экономическую автономию и получить огромный рынок, который будет стабильно покупать американскую нефть и газ.

Что касается Ирана: формально у него огромные запасы, но практически страна сейчас не может обеспечить даже собственное энергопотребление. Из-за санкций Иран утратил возможность полноценно добывать и экспортировать топливо, поэтому, несмотря на богатые ресурсы, это нищая страна с тяжелой энергетической ситуацией. Потенциал есть, но он заблокирован санкциями.

Поэтому на рынки Индии и Китая скорее выйдут США и ОАЭ, а не Иран. Саудовская Аравия тоже найдет свое место. Мир полон желающих продавать нефть и газ — и они просто вытеснят тех, кто ослаб политически.

В итоге получается, что каждая страна работает прежде всего в интересах собственной экономики и при возможности «добивает» соседа, оказавшегося слабее. Россия и Иран — примеры того, как богатые ресурсами государства могут стать бедными из-за провальной политики. А их места на мировом энергетическом рынке занимают другие.

- Мы знаем, что Евросоюз по-прежнему остается очень богатым партнером. Но новая стратегия Трампа, по сути, его принижает. При этом у ЕС триллионные вложения в США — в компании, инвестиции, долговые обязательства, акции корпораций и так далее, речь идет о колоссальных суммах. Есть ли у Евросоюза экономические рычаги, чтобы надавить на США и заставить их более адекватно оценивать возможности и реальную силу Европы?

- На самом деле это очень сомнительно. Сам по себе факт владения крупным пакетом казначейских бумаг США не дает Евросоюзу реальных рычагов давления на Вашингтон. Что ЕС может сделать в практическом плане? Начать массово продавать эти бумаги, пытаясь обрушить их цену. Но их просто выкупят другие, потому что достойных альтернатив таким инструментам в мире немного.

Даже Китай, который, по разным оценкам, держит порядка триллиона долларов в американских ценных бумагах (хотя это и разложено по разным структурам), не получает от этого реальной переговорной силы против США. Точно так же и Евросоюз не располагает сегодня серьезными экономическими рычагами давления.

Мы живем в мире, где все большее значение имеют военные, а не экономические инструменты. А с точки зрения военной мощи Евросоюз — слабое звено: десятилетиями экономили на обороне, в итоге получили слабые армии и деградировавшую военную промышленность. При этом они зависят от американского военного щита. Поэтому США имеют над Европой куда больший военный рычаг, чем Европа — экономический над США. В этом смысле Европа оказалась слабой и неготовой к такому развитию событий.

- Сейчас много говорят о новых логистических маршрутах — «Один пояс, один путь», «Север–Юг» и другие. Насколько эти проекты в новых условиях вообще окупаемы и насколько они реально актуальны?

- У Азербайджана действительно есть определенные перспективы развития транспортных возможностей с Казахстаном. По нефти Казахстан привык работать через Россию, экспортируя ее через Новороссийск, но этот маршрут становится все более рискованным. Поэтому обсуждается альтернативный вариант — транспортировка казахстанской нефти через Азербайджан. Думаю, этот путь выглядит перспективным: в таком случае Азербайджан сможет получать дополнительный транзитный доход, если Казахстан сократит продажи через Россию.

С другими маршрутами все сложнее. Мы пока не знаем, какой транспортный коридор «победит» в XXI веке. Есть проекты Китая в рамках нового «Шелкового пути», есть альтернативные маршруты через Ближний Восток. Кто из этих проектов в итоге окажется главным, сказать сейчас невозможно, но очевидно, что меняется география размещения производительных сил, и выигрывать будут страны, которые ближе к основным рынкам потребления.

Какую роль в этой игре в итоге сможет сыграть Азербайджан, сказать трудно. Да, это нефтегазовая держава, она зарабатывает на экспорте, но я не вижу больших резервов для серьезного наращивания добычи и экспорта. Про Гайану, про Казахстан такие планы звучат, а вот о крупном потенциале роста азербайджанских поставок нефти и газа я почти не слышу. Возможно, я просто не в курсе каких-то деталей, но публично об этом не говорится. Скорее наоборот — добыча нефти в Азербайджане снижается, и новых крупных мощностей пока не просматривается.

- Почему, если уже три столетия мировая торговля в основном идет по морям и океанам, сейчас вдруг весь мир так активно заговорил о сухопутных коридорах и начал их развивать?

- История здесь достаточно простая. Этот процесс начался уже давно, но долгое время оставался малозаметным. Резко он ускорился во время ковида. Именно тогда стало ясно, что морская логистика — вовсе не безрисковая система. Порты могут быть заблокированы, перевозки остановлены, и в итоге корабли просто перестают доставлять грузы. Это запустило пересмотр всей концепции международного разделения труда.

Раньше логика была простой: нужно найти самую дешевую страну с низкой заработной платой, производить там товары и быстро доставлять их в контейнерах по морю. Но после ковида, когда мировая торговля столкнулась с массовыми блокадами портов, подход изменился.

Теперь компании ищут не самую дешевую, а оптимальную по совокупным затратам страну. В расчет включают не только стоимость производства, но и риски срыва поставок. Поэтому предпочтение начинают отдавать странам, расположенным ближе к крупным рынкам потребления, где есть возможность надежной доставки по суше, без угрозы блокировки портов, атак пиратов или нападений тех же йеменских группировок.

Появилось ощущение, что морской транспорт остается эффективным, но степень риска оказалась выше, чем считалось. В результате производство постепенно начинают выводить из Китая в другие страны, которые дороже, но откуда грузы доставлять проще и надежнее. И это, кстати, серьезная угроза для будущего Китая — очень большая проблема для его экономической модели.