Иллюзия устойчивости: как война и санкции ведут Россию к продуктовой яме ОБЗОР

Для внешнего наблюдателя, особенно за пределами России, разговоры о продовольственном кризисе в этой стране могут показаться преувеличением. Российские официальные лица годами уверяли, что санкции не просто не вредят экономике, но даже способствуют «оздоровлению» и росту собственного производства. В публичном пространстве доминирует образ страны, которая якобы научилась жить в изоляции, обеспечивать себя базовыми товарами и не зависеть от внешнего мира.

 Из Азербайджана эта картина тем более выглядит цельной: для «сочувствующих» и трудовых мигрантов Россия остается крупным рынком, соседом, торговым партнером и транзитной территорией, а тревожные сигналы изнутри почти не доходят за пределы ее информационного поля.

Однако за фасадом официальной стабильности постепенно накапливаются процессы, о которых внутри России говорят все громче независимые экономисты, аналитики и журналисты. Речь идет не о разовом скачке цен или сезонных проблемах, а о системном кризисе в сфере продовольствия — от падения производства и инвестиций до изменения структуры потребления и скрытой инфляции. Этот кризис напрямую связан с войной, санкциями и переводом экономики в режим долгого напряжения. И сегодня он впервые становится виден не по утечкам и косвенным признакам, а по официальной статистике.

Нынешний продовольственный кризис в России не возник внезапно и не является следствием «временных трудностей», как это любят объяснять официальные лица. Он вырастал медленно, год за годом, начиная с момента, когда экономика была фактически поставлена на военные рельсы, а санкции стали не фоном, а базовой реальностью. Сегодня эта реальность впервые за полтора десятилетия зафиксирована сухими цифрами Росстата: производство продуктов питания в стране начало снижаться. Не стагнировать, не «замедляться», а именно падать — на 0,6 процента год к году за январь–сентябрь, а выпуск напитков рухнул еще сильнее — на 4,1 процента. Последний раз подобное Россия видела в 2009 году, после мирового финансового кризиса. Тогда это считалось исключением. Сейчас — новой нормой.

Сигналов было достаточно и раньше, но теперь они сложились в единую картину. Почти наполовину — на 46 процентов — сократилось число новых инвестиционных проектов в пищевой промышленности. Инвесторы, включая крупных игроков, фактически ушли в режим ожидания или сворачивания. По оценке INFOLine, инвестиционная активность в отрасли откатилась к уровню 2013 года, то есть к эпохе до Крыма, до санкционного давления и до нынешней милитаризации бюджета. Это означает простую вещь: отрасль перестала верить в рост спроса и в предсказуемость правил игры. Без инвестиций она обречена либо на деградацию, либо на имитацию стабильности за счет старых мощностей.

Причины падения производства лежат не в погоде и не в «временных логистических сбоях». Они системные. Нехватка рабочей силы, ускоряющаяся инфляция, рост долговой нагрузки, дорогие кредиты на фоне высокой ключевой ставки и главное — изменение поведения самих россиян. Люди все чаще экономят именно на еде.

Управляющий партнер Agrotrend.ru Николай Лычев формулирует это предельно прямо: россияне отказываются от продуктов «для удовольствия», выбирая максимально простую, дешевую и калорийную пищу. Шашлыки, деликатесы, сыры и качественное мясо уходят из потребительской корзины не потому, что их «не любят», а потому что они становятся недоступными.

И здесь рушится еще один миф, который российская пропаганда активно продвигала последние годы: миф о продовольственном суверенитете. История с Danone — лишь наиболее наглядный пример. Французская компания десятилетиями была ключевым игроком на российском рынке молочной продукции, формируя технологии, стандарты качества, логистику и ассортимент. После начала войны активы были фактически отжаты и переданы под контроль государства и аффилированных структур. Формально — «импортозамещение», фактически — потеря доступа к технологиям, управленческим моделям и глобальным цепочкам поставок. И Danone — далеко не исключение. Если поднять архивы торговых сетей и корпоративные отчеты начала 2022 года, становится очевидно: у России и до полномасштабной войны не было по-настоящему «своей» пищевой промышленности в современном смысле. Она была встроена в глобальные цепочки — от заквасок и кормовых добавок до упаковки, оборудования и программного обеспечения. Санкции разорвали эти связи, а заменить их оказалось нечем.

Параллельно с падением производства растут цены, и растут они неравномерно, что особенно важно. Анализ «Верстки», основанный на данных Росстата, показывает, что за время войны сильнее всего подорожали самые базовые и символические товары.

Коробок спичек подорожал почти на 95 процентов. Анальгин отечественного производства — почти на 90 процентов. Корвалол — более чем на 80. Это не «премиальный импорт», не автомобили и не электроника. Это то, что покупают люди с минимальными доходами. Это индикатор бедности, а не потребительского бума.

Далее в списке — автомобили, рыба, зубная паста, одежда, мясо. Иностранные легковые автомобили подорожали почти на 79 процентов, отечественные — на 74. Килограмм мороженой рыбы — на 72 процента. Зубная паста — на 67. Футболка — на 62. Баранина — на 61. Бананы, которые власти так и не смогли «стабилизировать» после скачка цен в 2023–2024 годах, подорожали на 61 процент и замкнули первую десятку. Это уже не инфляция спроса и не временный дисбаланс. Это структурное удорожание жизни.

При этом официальная статистика старается сглаживать углы. Из расчетов Росстата, например, просто исчезла такая категория, как путевка в Турцию — слишком неудобный индикатор падения покупательной способности. В то же время телевизоры почти не подорожали, а ряд овощей даже подешевел. Но именно здесь и кроется искажение картины. Дешевые телевизоры — это результат серого импорта и падения качества. Подешевевшие овощи — следствие урожайных сезонов и административного давления, которое не может длиться бесконечно. Эти исключения не отменяют главного тренда: продукты питания дорожают быстрее официальной инфляции, а реальные расходы домохозяйств растут быстрее доходов.

К концу 2025 года продовольственная инфляция в России устойчиво опережает общую. Кофе подорожал почти на 30 процентов за год, шоколад — на 29, рыба — на 27, сельдь — на 26, лимоны и замороженные ягоды — на четверть. Свежие помидоры и огурцы показывают двузначный рост даже на недельных интервалах. Причины лежат на поверхности: высокая ключевая ставка, удорожание логистики и топлива, рост цен на корма, зависимость от импорта и приоритетное финансирование военно-промышленного комплекса, которое вытягивает ресурсы из гражданских отраслей.

В этой логике прогноз на 2026 год выглядит тревожно, даже если исходить из умеренных сценариев. Если ключевая ставка останется высокой, а санкционное давление — прежним, производство продуктов питания продолжит сокращаться или стагнировать. Инвестиционный голод в отрасли приведет к дефицитам не сразу, а по нарастающей — сначала в сегменте качественной молочной продукции, затем в переработке мяса и рыбы, далее в ассортименте и качестве. Цены на социально значимые продукты могут вырасти еще на 2–4 процента в год, фрукты — на 5–10 процентов, кофе и импортозависимые категории — на 10–15 процентов. Но куда важнее другое: разрыв между официальной инфляцией и реальным ростом цен на еду будет увеличиваться.

В результате Россия входит в классическую «продуктовую яму» — ситуацию, когда производство снижается, инвестиции уходят, потребление беднеет, а государство пытается затыкать дыры административными методами. Эта модель уже проходила испытание в позднем СССР и в 1990-е. Разница лишь в том, что сегодня она развивается на фоне войны, санкций и сознательного отказа от интеграции в мировую экономику. Продовольственный кризис в этой системе — не сбой, а закономерный итог. И чем дольше сохраняется нынешний курс, тем глубже будет эта яма и тем труднее окажется выход из нее — уже не в политическом, а в буквальном, повседневном смысле: на уровне пустеющих полок и сокращающегося рациона.