Коваленко: Бумажный тигр и стратегия давления как США меняют тактику против Кремля ИНТЕРВЬЮ

Встреча президентов США и Украины в Нью-Йорке стала поворотным моментом в позиции главы Белого дома по российско-украинскому конфликту. Сразу после переговоров Дональд Трамп заявил, что верит в возможную победу Украины над Россией, а также назвал Россию «бумажным тигром». Эти слова фактически открыли новую страницу в динамике конфликта после прихода Трампа к власти.

О том, как в Украине восприняли заявления президента США и к каким шагам готовится страна в условиях противостояния, в интервью Vesti.az рассказал украинский политолог Александр Коваленко.

- После последней встречи Дональда Трампа с Владимиром Зеленским стало заметно изменение позиции президента США по поводу российско-украинской войны. Он назвал Россию «бумажным тигром» и выразил веру в победу Украины. Как в самой Украине восприняли эти заявления?

- Да, действительно, за последние полгода риторика Дональда Трампа в отношении Украины заметно изменилась. Его высказывания стали куда более проукраинскими, чем ранее. В частности, он подчеркнул возможность восстановления Украиной границ 1991 года. Более того, Трамп допустил, что Украина может пойти «дальше», что вызвало определенное недоумение — ведь возникает вопрос, что именно имел в виду 47-й президент США: движение к Москве или лишь метафорическое выражение решимости?

Но, опять-таки, зная Дональда Трампа как человека, который довольно часто меняет свое мнение, и порой в течение суток одни его заявления могут перечить другим, вызывая тем самым определенный диссонанс, тут, скорее, нужно занять выжидательную позицию и посмотреть, сохранится ли подобная риторика в Белом доме хотя бы в ближайшие недели. Если Дональд Трамп не изменит эту риторику, то да, можно будет говорить о том, что в Белом доме наступило разочарование в миротворческой дипломатии и произошел переход к дипломатии силового формата воздействия на Россию.

Хотя, на мой взгляд, первым шагом в силовой дипломатии по отношению к России должны были стать именно санкции, введение санкций, но этого мы не наблюдаем с момента вступления в должность Дональда Трампа после его возвращения из эмиграции. Поэтому говорить о том, что окончательно выбран именно вектор силовой дипломатии, пока нельзя. Только лишь после введения санкций и дополнительных мер, которые могут быть приняты Вашингтоном, мы сможем утверждать о готовности Белого дома в дальнейшем не просто уговаривать Россию прекратить войну, а оказывать на нее такое давление, которое будет вынуждать ее не ограничиться временной паузой или имитацией переговоров, а фактически объявить о своей капитуляции.

Для нас это и есть основная задача — увидеть именно такие действия со стороны президента США, потому что только они будут означать переход от слов к реальной стратегии давления на Россию, где главным итогом станет завершение войны на условиях Украины.

- Сегодня Россия все чаще прибегает к провокационным действиям в отношении Европы. К чему в этой ситуации должна быть готова Европа?

- На мой взгляд, Европе следует готовиться к активизации гибридной войны, которую против нее ведет Россия. Те инциденты, которые мы наблюдали в последнее время, — например, массовый залет большого количества дронов в воздушное пространство Польши или пролет российских МиГ-31 вблизи Эстонии, — это лишь звенья одной цепи. Все эти действия являются провокациями, и в будущем они будут только усиливаться и расширяться.

Очень важно понимать одну принципиальную вещь. Нынешний путинский режим существует исключительно за счет войны. Война для него — это и источник обогащения, и главный инструмент удержания власти. Именно война позволяет ему держать контроль над страной и оправдывать свое существование. Даже если представить себе, что завтра Путина не станет — будь то инфаркт, инсульт или банальный несчастный случай, — это вовсе не означает краха всей системы. Его окружение никуда не исчезнет, и оно так же, как и сам Путин, зависит от войны. Это люди, которые обогащаются войной и удерживают власть только благодаря войне.

По сути, Россия уже давно находится в состоянии перманентного ведения боевых действий. Для Кремля совершенно неважно, против кого именно и ради чего они ведутся — важен сам процесс. Война стала необходимым условием существования режима. В этой связи война в Украине в первую очередь важна для Кремля не как источник новых ресурсов или политических дивидендов, а как элемент выживания.

Однако проблема Кремля в том, что война в Украине больше не приносит ему ощутимой выгоды. Наоборот, режим вынужден постоянно оправдываться перед своим так называемым «высокодуховным» и «великоскрепным» населением, объяснять, почему до сих пор нет «победы» и почему приходится нести столь высокие издержки. Тем не менее, несмотря на это, война для Кремля остается главным механизмом удержания власти, и именно поэтому Россия будет продолжать провокации в отношении Европы и стремиться расширять поле конфликта.

Почему же такая страна, как Украина, уже четвертый год подряд остается «неподвластной демилитаризации и денацификации», о чем постоянно говорит Кремль? Почему даже Донецкую область российские власти вынуждены буквально выпрашивать, пытаясь получить ее фактически без боя, вместо того чтобы «кавалерийским наскоком» захватить Украину за считанные дни? Этого не происходит. И именно поэтому для российской пропаганды и для самого режима становится жизненно важным отвлечь внимание общества от провальной войны.

В Украине они могут поддерживать градус напряженности вялотекущими наступательными действиями и постоянным насыщением фронта новым живым ресурсом, закидывая в «топку войны» все новые человеческие массы. Такой подход позволяет тянуть время, но он не приносит Кремлю ни решающей победы, ни значимых политических дивидендов.

Для того чтобы сохранить устойчивость режима и удержать внимание собственного электората, российская власть может прибегнуть к новому сценарию — началу горячей фазы конфликта с любой другой страной. Речь идет не только о Европе: под ударом могут оказаться любые государства из числа бывших советских республик, граничащих с Россией. Это может быть Молдова, где через несколько дней должны пройти парламентские выборы, и где Москва уже пытается влиять на ситуацию через вмешательство в избирательный процесс. Не исключен и силовой вариант — с использованием ресурсов, сосредоточенных в Приднестровье.

При этом под угрозой оказываются не только бывшие советские республики. В зоне риска находятся Литва, Латвия, Финляндия, Швеция, Польша — страны, которые Россия может рассматривать как удобный объект для провокации или давления. Подобные сценарии важны Кремлю не ради военных успехов, а ради выживания режима, которому необходимо поддерживать образ внешней угрозы и мобилизовать общество вокруг нее.

К этому и следует готовиться Европе. Но проблема заключается в том, что большинство европейских стран, включая членов НАТО, остаются не готовыми к жестким и оперативным ответам на подобные вызовы. Именно в этом и состоит основная опасность: Кремль прекрасно чувствует слабые места и может использовать их для эскалации в любой точке соприкосновения.

- Дональд Трамп заявил, что намерен поставлять Украине оружие, при этом платить за него будут европейские страны. На ваш взгляд, можно ли рассматривать это как положительный шаг или все же речь идет об игре по его правилам, не совсем честной по отношению к союзникам?

- Это, безусловно, лучше, чем если бы Украина вообще не получала оружия. Ведь еще весной прошлого года Владимир Зеленский обращался к Дональду Трампу с предложением организовать поставки через прямую покупку вооружений, однако тогда он отказался. А уже в июле этого года Трамп сам предложил схему с продажей через европейские страны. На мой взгляд, это шаг вперед.

Нужно понимать, что Дональд Трамп — не мать Тереза и не человек, движимый бескорыстными мотивами. Он бизнесмен, для него естественно стремление зарабатывать. Поэтому то, что при Джозефе Байдене делалось на безвозмездной основе, Трамп перевел в коммерческий формат: Европа покупает, Украина получает. В этом я не вижу принципиальной проблемы. Это рыночная экономика и таковы реалии современного мира.

- Ряд западных СМИ сообщили, что во время переговоров с Дональдом Трампом Владимир Зеленский намекнул на подготовку крупномасштабной операции. Как вы считаете, насколько сегодня реально, чтобы украинская армия смогла провести такую операцию на фронте?

- Скажу прямо: если бы я работал в Генштабе, у меня было бы больше информации, но я там не нахожусь — поэтому дать однозначный прогноз трудно. Ситуация на линии соприкосновения неоднородна: на разных участках фронта складываются принципиально разные реалии. Есть направления, где силы обороны Украины имеют локальное превосходство и успешно его реализуют; есть участки, где российские войска ведут поступательное продвижение; и есть плацдармы, где уже долго наблюдается фактическая стагнация — боевые действия идут, но они не меняют линию соприкосновения в корне.

Даже на тех направлениях, где Украина фиксирует успехи — например, на Добропольском направлении, в районе Покровска или на Сумском направлении — концентрация войск настолько велика, что говорить о безоговорочном доминировании было бы преждевременно. Там напряжение высоко, и успехи носят локальный характер; это не тот случай, когда можно с уверенностью назвать конкретный участок, где гарантированно можно развернуть масштабную операцию.

Поэтому очень сложно указать, какой именно сектор фронта может стать стартовой площадкой для чего-то большего. Исходя из общего состояния фронта, если подобная операция и рассматривается, то она вряд ли произойдет немедленно — это будет не 1925-й год, а скорее 1926-й в переносном смысле: потребуется время для подготовки. Второй важный нюанс — направление операции, если она состоится, скорее всего будет непредсказуемым.

История последних лет дает нам ключ к пониманию: неожиданные для противника маневры иногда приносят решающий эффект. Примером указывали 1922-й год, когда высокий командный состав ожидал наступления в одном месте (Правобережье), а контрнаступление началось совершенно неожиданно в Харьковской области и серьезно подорвало оборону противника: были большие потери, оставленная техника — заправленные танки и БТР — и значительное продвижение украинских войск. Аналогично, в «1924 году» противник ждал действий в Донецкой области, в районе Авдеевки, а действия начались в другом направлении — Курской области — что позволило захватить почти тысячу квадратных километров и на долгое время связать значительные силы противника, отложив планируемую Покровскую операцию.

Вывод таков: если речь идет о масштабной операции, ее успех зависит не столько от наличия «сильного» или «слабого» направления на карте, сколько от фактора неожиданности, концентрации средств и умения создать плацдарм там, где противник не ожидал. В реальности это означает поиск участков с относительной уязвимостью в обороне противника, где нет подготовленного резерва, и молниеносную реализацию замысла — то, что и делало прошлые успешные операции эффектными.