От наступления к истощению: итоги ещё одного года войны для России Minval Politika

Вопреки распространённым ожиданиям, война между Россией и Украиной не завершилась к концу 2025 года. Попытки запустить мирный процесс при посредничестве США вновь зашли в тупик, что отражает не столько тактические разногласия сторон, сколько более глубокие ограничения самой переговорной рамки. Поводом для очередной паузы стало заявление Москвы о якобы предпринятой Украиной попытке атаки резиденции Владимира Путина — обвинение, которое Киев отверг.

Реакция российской стороны в виде угроз пересмотра своей позиции на переговорах укладывается в устойчивый паттерн поведения, при котором дипломатия используется не как инструмент поиска компромисса, а как продолжение политического давления. Подобная риторика выполняет прежде всего внутреннюю функцию — она позволяет сохранять образ внешней угрозы и оправдывать затягивание конфликта, даже когда представляемая версия событий всё меньше соотносится с проверяемой реальностью.

Газета The Washington Post пишет о том, как затяжная война всё сильнее подтачивает российское общество — несмотря на официальную риторику Кремля о единстве и неизбежной победе.

Материал начинается с эпизода в тылу: автобус с линии фронта привозит тяжелораненых солдат. Многие лишились рук или ног. Один из них — молодой сибиряк Фёдор — признаётся, что никогда бы не подписал контракт, зная реальную картину войны, и обвиняет российское телевидение во лжи. Его подразделение из 110 человек за два года боёв сократилось до десяти. Потерю ноги он воспринимает как шанс выжить. Другие солдаты говорят, что воюют за территории, которые не могут удержать, и считают войну бесконечной.

Издание подчёркивает, что подобные сцены скрыты от большинства россиян пропагандой и показными программами поддержки ветеранов. Внутри страны нарастают усталость, раздражение и чувство безысходности: почти четырёхлетняя война, по оценкам собеседников газеты, делает страну всё более сломанной и параноидальной.

The Washington Post указывает и на экономический фон: после резкого роста экономика приблизилась к стагнации, усиливаются цифровые ограничения и изоляция. По данным западных разведслужб, более миллиона российских военных были убиты или ранены — зачастую ради минимальных тактических успехов. Параллельно власти усиливают поиск «внутренних врагов», а репрессивная система всё чаще бьёт по собственным гражданам.

В тексте также упоминается заседание Совета по правам человека, где режиссёр Александр Сокуров говорил о цензуре, законах об «иностранных агентах», росте цен и отсутствии перспектив для молодёжи. Бывший высокопоставленный кремлёвский чиновник признаётся изданию, что крайне обеспокоен «мрачной картиной внутри России» и не видит политической воли для разворота происходящих процессов.

Однако описываемое The Washington Post — не субъективное ощущение отдельных собеседников и не эмоциональный фон. Эти выводы подтверждаются сухой статистикой войны, которая всё меньше оставляет пространство для иллюзий.

За последние десять месяцев потери России в войне с Украиной росли быстрее, чем когда-либо с 2022 года. Согласно октябрьским подсчётам The Economist, только убитыми Россия могла потерять за год более 100 тысяч человек. Эта цена была заплачена за захват около 4,5 тысячи квадратных километров территории — менее 1 % площади Украины. Таким образом, человеческие потери и заявляемые «успехи» всё очевиднее расходятся друг с другом.

Эта диспропорция отражается не только на фронте, но и внутри страны. В 2025 году участники войны в Украине продолжили совершать жестокие преступления уже на территории России. Одним из наиболее резонансных стало убийство в Белгородской области местного жителя и изнасилование его жены. Военного задержали, однако он сумел сбежать и, по версии следствия, мог совершить ещё одно убийство. Преступника поймали случайно, но до суда он не дожил.

Параллельно всё отчётливее проявляются системные провалы в сфере безопасности — не как череда случайных неудач, а как признак институционального износа. Операция СБУ «Паутина», в ходе которой были уничтожены или выведены из строя более десяти российских стратегических бомбардировщиков, стала самым наглядным свидетельством утраты государством базовой способности защищать собственные ключевые военные активы. Не менее показательно и то, что российские спецслужбы не смогли предотвратить убийства двух генерал-лейтенантов в столичном регионе — эпизоды, которые ещё недавно казались невозможными для системы, претендующей на тотальный контроль и всепроникающую безопасность.

Подобные сбои указывают не столько на слабость отдельных структур, сколько на эрозию всей модели управления. Экономическое давление лишь усиливает общее напряжение, обнажая ещё одну черту институционального упадка — неспособность проводить реформы без перекладывания издержек на общество. На фоне падения нефтегазовых доходов власти повысили НДС с 20 % до 22 % и распространили его на многие небольшие компании. Одновременно на 2026 год запланирован рекордный рост тарифов ЖКХ. При этом даже базовые инфраструктурные проблемы остаются нерешёнными: за год государство так и не смогло поднять затонувшие танкеры, из которых продолжает вытекать мазут.

Заявляемые Кремлем успехи не подтверждаются независимыми данными, а цена каждого километра территории становится всё более несоразмерной достигнутому результату. В результате Россия завершает год не с приближением к заявленным целям войны в Украине, а с нарастающим набором неудач и внутренних противоречий. Военная кампания всё больше превращается в процесс истощения — человеческого, экономического и институционального — при отсутствии стратегического перелома. Это подтверждается и динамикой сдачи в плен: по данным проекта «Хочу жить», через украинский плен прошли около 10 тысяч российских военнослужащих, причём только в 2025 году число сдавшихся превысило показатели 2022–2023 годов вместе взятых. Большинство пленных — контрактники и рядовые с низким уровнем образования, нередко с криминальным прошлым, включая ранее осуждённых за тяжкие преступления.

На этом фоне российское общество входит в новый год в состоянии глубокой разобщённости. Война, которую власти пытаются представить как фактор консолидации, на деле всё сильнее раскалывает страну: между фронтом и тылом, между официальной картиной и реальным опытом, между ожиданиями и последствиями. Эти трещины не исчезают сами по себе. По мере затягивания войны именно они становятся главным ограничением для продолжения конфликта и тем фактором, который рано или поздно вынудит власть столкнуться с внутренней реальностью, сформированной войной в Украине.