Последний крик Черкесии: как Россия сожгла целый народ и назвала это победой

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network, специально для Day.Az

Есть такие страницы в истории человечества, на которых не сохранилось ни чернил, ни пергамента - только запёкшаяся кровь, неутихающий стон и пепел, разнесённый по ветру. Эти страницы не пишутся, их выцарапывают ногтями на камнях, выгравировывают памятью на костях, передают от сердца к сердцу, чтобы не дать умереть правде. Одна из таких страниц - судьба черкесского народа, великой гордой нации Северного Кавказа, чью землю затоптали сапоги империи, а чью историю пытались стереть до последнего имени, до последнего слова, до последнего дыхания.

Это не просто трагедия. Это - медленно разыгранная казнь нации. Это не было мгновенным взрывом ярости - это была хладнокровная геополитическая хирургия, расчётливая этническая ампутация Кавказа от его исконных хозяев. Сотни аулов сожжены дотла. Тысячи тел сгнили в портовых ямах. Десятки тысяч утонули в Чёрном море, превращённом в братскую могилу, по которой сегодня безмятежно скользят туристические катера, не зная, что под ними спит утопленная нация.

Черкесия не была покорена - её придушили, засыпали известью и обложили параграфами фальшивой истории. Народу, который веками охранял южные ворота Евразии, который дал миру неповторимую культуру, язык, гордость, - было сказано: вас больше нет. Ваши горы - теперь наша крепость. Ваши реки - наши границы. Ваша память - под запретом.

Но память не знает запретов. Память черкесов - как тлеющая головня в пепле: стоит только вдохнуть в неё воздух - и вспыхнет пламя. Оно вспыхивает сегодня - в Аммане и Адапазары, в Грозном и Геленджике, в Стамбуле, Вене, Хайфе и Вашингтоне. Оно вспыхивает в голосах изгнанников, в песнях о потерянных аулах, в документах, которые больше нельзя отрицать.

... С середины XVI века Россия методично продвигалась к югу, к Кавказу. Уже в 1556 году, после захвата Астрахани, у московских царей появилась чёткая стратегическая идея: дойти до Тифлиса и тёплых морей. Кавказ, как могучая гора между Россией и Востоком, стал геополитической мишенью. Черкесия - богатая, гордая и независимая - была костью в горле империи. Цари видели в черкесах "волну варварства", стоящую на пути "света православия" и русской власти.

Началась долгая, страшная война. Триста лет. Триста лет непрерывного кровопролития. С 1556 по 1864 год Кавказ пылал. Черкесия - особенно её западная часть - стала ареной беспощадных столкновений. Речь шла не о войне за территории - речь шла об истреблении народа, о планомерном уничтожении цивилизации, говорившей на адыгских языках, исповедовавшей ислам, жившей по своим законам чести.

Империя действовала жестоко и системно. Сжигались аулы, отравлялись колодцы, выкашивались урожаи. Всё это - чтобы вызвать голод, сломить дух, раздавить сопротивление. Это была не просто война - это была этническая зачистка в её ранней, первобытной форме.

Армии генералов Ермолова, Паскевича, Раевского, Бебутова, Сухомлинова и в итоге великого палача черкесов - Михайла Тарханова - шли не с миром, а с огнём и топором. И если горцы не сдавались, их вырезали. Если сдавались - их депортировали. Главная цель: обезлюдить Черкесию и заменить её на "новую Россию".

Несмотря на чудовищное превосходство Российской империи в оружии и ресурсах, черкесы сопротивлялись. Их борьба - это эпос. Это кавказская "Илиада", рассказанная не поэтами, а вдовами. Горцы объединялись в отряды, сражались в горах, в ущельях, в снегу, на голодный желудок, под пушечным огнём. Среди них были великие полководцы, имен которых не знает школьная история - Заноко Сефербий, Джанхот Каза, Хаджи Берзек, и, конечно, Имам Шамиль, чья слава покрыла собой не только Дагестан и Чечню, но и всю Черкесию.

Русские генералы признавали: "Этот народ обладает неукротимой жаждой свободы, истребить его - значит, выжечь саму землю". И всё же, спустя века битв, эта земля была выжжена.

Этот день стал не просто датой в календаре - он стал символом конца целой цивилизации. 21 мая 1864 года в долине Кбаада, ныне известной как Красная Поляна под Сочи, состоялся торжественный парад царской армии. Официально - по случаю окончания Кавказской войны. На деле - это был триумф завоевателя, ритуал окончательного подчинения, демонстративный акт уничтожения. Черкесские знамёна были брошены в грязь и растоптаны. Земли, которые веками принадлежали черкесам, были объявлены "навсегда присоединёнными к Российской империи". Но за этим парадом не стоял мир - за ним стояла катастрофа.

С этого дня началась систематическая, масштабная депортация черкесов. Историки до сих пор спорят о точных цифрах, но суть ясна: речь идёт о самом масштабном этническом изгнании в Европе XIX века. По различным оценкам, из родных земель были вырваны от одного до полутора миллионов человек. Более 500 тысяч погибли - от голода, холода, болезней, неделями под открытым небом в переполненных лагерях, в трюмах кораблей, затонувших в Чёрном море. Кто-то умирал от дизентерии, кто-то бросался в воду, не выдержав унижения. Порты Анапы, Новороссийска, Туапсе, Сочи, Геленджика - стали вратами в небытие. Людей сгоняли тысячами, держали на наспех устроенных плацдармах, потом сажали в турецкие суда, перегруженные до предела. Эти плавания были путешествием без возвращения. Те, кто выживал, оказывались в новом мире, не зная ни языка, ни местности, ни судьбы.

Тысячи черкесов оказались в городах Османской империи: в Стамбуле, Синопе, Самсуне, Адапазары, Йозгате, Дюздже. Их расселяли без порядка, часто бросая на произвол судьбы. Эпидемии свирепствовали. Сотни умирали в первые месяцы. Те, кто выжил, начинали новую жизнь, но часто теряли язык, традиции, родословные. Они становились частью других обществ, но не по воле, а по принуждению. Народ был изгнан не только с земли, но и из собственной исторической памяти. Это был не просто геноцид - это была попытка уничтожить само представление о том, что такая нация когда-либо существовала.

Карта черкесского мира после 1864 года распалась на куски. Народ оказался рассеян по огромной географии. Это было не переселение - это было бурей вырванное зерно, разбросанное по чужим землям. Сегодня многие из этих мест хранят черкесскую топонимику, кухню, фольклор. В Леванте - в Сирии, Иордании, Палестине - черкесские общины стали основой новых кварталов в Дамаске, Аммане, Джераше. Черкесы участвовали в охране королевских дворцов, становились офицерами, врачами, архитекторами. Их потомки сегодня - уважаемые граждане, но их корни - в дымящихся аулах у подножий Кавказа. Даже на Балканах, в Ливии и Саудовской Аравии можно найти потомков изгнанных с берегов Чёрного моря.

Они потеряли землю, но сохранили главное - память. Эта память стала их внутренней родиной. Память о сожжённых аулах, о солдатах, пришедших с севера, о матери, которая закутывала ребёнка, зная, что не довезёт его до берега. Эта память не умерла. Она передавалась через поколение - из уст в уста, из сердца в сердце. Она выжила в песнях, в сказках, в застенчивой улыбке ребёнка, впервые услышавшего слово "адыгэ".

21 мая черкесы по всему миру не празднуют - они помнят. Помнят тех, кто не дошёл. Тех, кто остался под водой. Тех, чьи имена исчезли без следа. Это не просто день скорби - это день сопротивления забвению. Потому что народ, который помнит - не исчезает. Потому что память - это тоже Родина. И в ней Черкесия жива.

История - это не только события. Это - борьба за интерпретацию. И в этой борьбе Российская империя, а затем и Советский Союз, сделали всё, чтобы вычеркнуть из коллективной памяти один из самых варварских актов XIX века - геноцид черкесского народа.

После завершения Кавказской войны в 1864 году царская власть начала реализацию не только физического уничтожения черкесов, но и историко-культурного стирания их следов. Победа над народом, который почти сто лет оказывал яростное сопротивление, не могла быть просто военной викторией. Это должно было стать идеологическим триумфом.

В официальных документах депортация миллионов адыгов подавалась как "выселение бунтовщиков", а массовое уничтожение аулов - как "профилактическая мера по обеспечению безопасности южных рубежей". Была развёрнута широкомасштабная кампания мифотворчества, где горцы представлялись то варварами, то дикарями, неспособными к государственности. Подобная риторика легитимизировала как саму войну, так и этническую чистку.

Позднее, в советскую эпоху, это замалчивание было возведено в идеологический канон. В учебниках черкесы упоминались вскользь, как "участники локального сопротивления" или как "одна из многочисленных народностей, вошедших в дружную семью СССР". Никаких подробностей, никаких цифр, никаких имён. Молчание - это было не просто забывание. Это было преднамеренное, институционализированное убийство памяти.

Архивы оставались закрытыми. Исторические исследования блокировались. А попытки установить истину карались клеймом "буржуазного национализма". В результате, несколько поколений советских граждан - включая самих черкесов - выросли в полной неизвестности относительно своего прошлого.

Глубина трагедии усугублялась тем, что черкесы, оставшиеся на исторической родине - в Адыгее, Кабарде, Черкесии, - находились в состоянии постоянной уязвимости. Особенно после сталинских депортаций 1944 года, когда чеченцы, ингуши, балкарцы были насильственно высланы в Среднюю Азию. Черкесы видели: репрессии против кавказских народов могут коснуться и их. Поэтому они выбрали молчание. Не от забвения - от страха.

Формировалась культура внутренней цензуры. Исчезали свидетельства, не велись родовые хроники, запрещалось публичное обсуждение прошлого. Это был невидимый террор, рассеянный в школах, архивах, институтах, редакциях. Любая попытка напомнить о 1864 годе воспринималась как политическое вызов - и каралась соответственно.

Геноцид черкесов - это преступление, которое не скрывалось в темноте. Оно было задокументировано, зафиксировано и отражено в бесчисленных архивах, письмах, отчётах, рапортах и дипломатической переписке. Долгие годы эти документы пылились в хранилищах - сначала в царских канцеляриях, потом в недрах советских спецфондов, куда доступ был закрыт даже для учёных. История черкесской трагедии не была забыта - её намеренно скрывали. Но с конца XX века, особенно после распада Советского Союза, эти материалы стали постепенно обнажаться. И язык этих архивов - это язык смерти. Сухой, канцелярский, жестокий, в котором человеческая жизнь сводилась к статистике, этнос - к "элементу", а родная земля - к "полю тактических задач".

Письмо князя Горчакова от 1859 года гласит: "Надлежит очистить Черноморское побережье от туземного элемента полностью. Только тогда можно будет говорить о стабильности в регионе". Это не оговорка. Это идеологическая директива. Не "умиротворить", не "интегрировать", а именно "очистить". Как будто речь шла не о народе, а о грязи. Через три года генерал-майор Евдокимов в своём отчёте уточняет метод: "Каждый аул, оказывающий сопротивление, должен быть выжжен. Население подлежит удалению, скот - конфискации, посевы - уничтожению. Это единственный путь к миру". Эти слова не нуждаются в комментарии. Это официальная стратегия террора, прописанная на уровне генерального штаба. Это не борьба с бандитами. Это тотальное уничтожение - социальной, экономической и демографической ткани черкесского общества.

Но самую страшную картину даёт взгляд извне. Английский консул в Трабзоне в июле 1864 года писал: "Некоторые корабли прибывают наполовину пустыми: остальные пассажиры умерли в пути. В порту ежедневно выгружают тела, выброшенные морем". Людей, насильственно выселенных с Кавказа, грузили на грязные, переполненные суда, не давая воды, еды и медицинской помощи. Это была не эвакуация. Это был процесс физического уничтожения. Сотни трупов, плавающих в Чёрном море, тела, выбрасываемые на берег - это не метафора. Это факт, зафиксированный глазами дипломатов. А французский путешественник Виктор Бержье в 1865 году отмечал: "Я видел людей, которые говорили на исчезающем языке, у которых не осталось ни родины, ни семьи. Это был народ-призрак". Эти слова - как надгробие. Черкесов не просто изгнали. Их сделали невидимыми.

Сегодня, имея в руках эти документы, мы обязаны задать себе прямой вопрос: соответствует ли произошедшее определению геноцида? Ответ очевиден. Согласно Конвенции ООН от 1948 года, геноцид - это действия, направленные на уничтожение этнической, национальной или религиозной группы, полностью или частично. То, что совершила Российская империя в 1860-х годах, подпадает под это определение без всяких оговорок. Насильственная депортация черкесов с территорий их многовекового проживания. Создание условий, ведущих к массовой гибели - болезни, голод, смерть в пути. Преследование по этническому признаку - потому что жертвой становились не солдаты, а весь народ. Уничтожение культуры, языка, духовной жизни - ликвидация школ, запреты на преподавание, преследование духовенства. Демографическое замещение - заселение адыгских земель казаками и русскими переселенцами.

Результат - чудовищен: более 90% черкесов, по разным оценкам - до полутора миллионов человек, были изгнаны с родины. Из них от 400 до 600 тысяч погибли. Это одна из крупнейших этнических катастроф в истории Европы и однозначно крупнейшее этноцидное преступление, совершённое Российской империей. Оно не осуждено, не признано, не искуплено. Более того, его память систематически подавлялась - сначала империей, потом советской властью, а теперь и постсоветским российским государством.

Архивы не лгут. Они говорят правду, которая тяжела, но необходима. Правда, которая может стать основой справедливости. И пока эта правда не будет названа своим именем - геноцидом, - черкесская рана останется открытой. И не только для черкесов. Для всего человечества. Потому что преступление без наказания - это приглашение к повторению.

21 мая - день траура для черкесов. Каждый год в Турции, Иордании, США, Германии, Сирии, Израиле, Канаде проходят траурные мероприятия, шествия с факелами, молчаливые митинги. Люди выходят в черкесской одежде, несут таблички с названиями уничтоженных аулов, портами смерти, пароходами, где гибли их предки: "Новороссийск", "Анапа", "Геленджик", "Судно "Тамара", затонувшее в Чёрном море..."

Только Грузия в 2011 году официально признала черкесский геноцид. Турция, где живёт крупнейшая диаспора, избегает юридических формулировок - из соображений политической чувствительности. В России же этот вопрос по-прежнему табуирован. Когда мы говорим "черкесы", мы говорим не только о прошлом. Мы говорим о живом народе, о сердце, которое всё ещё бьётся - в Иордании, в Турции, в Германии, в Израиле, в США и Канаде. Мы говорим о людях, которые были разорваны штыками империй, но не стали рабами амнезии.

Что делает черкесов сегодня? Не этнографические словари, не фольклорные фестивали, не сочувственные речи международных чиновников. Их делает народом - борьба. Борьба за право называться собой. За право вернуться, говорить, петь, плакать, строить дома и сажать яблони там, где когда-то были сёла, сравнённые с землёй русскими пушками.

И эта борьба идёт не ради мести, а ради истины. Потому что признание геноцида - это не акт политического давления. Это акт справедливости. Это акт очищения мировой совести.
Когда немецкий Бундестаг признаёт геноцид армян, а Франция клянётся защищать "права народа Карабаха", но ни одна крупная европейская держава не осмеливается назвать черкесскую трагедию своим именем - это уже не дипломатия. Это цинизм.

Черкесы, рассеянные по земле, будто семена, продолжают прорастать. Их дети учат адыгэбзэ по Zoom, на балконах многоэтажек в Анкаре и в университетах Дубая. Их старики всё ещё шепчут о Чегеме, о холодной воде Псыжа, о том, как пахнет весна в Геленджике. Это не просто ностальгия - это культурная борьба за выживание.

Черкесские интеллектуалы и активисты формируют сегодня новую этику изгнанника - не как жертвы, а как свидетеля. Они выходят на трибуны ООН, пишут книги, снимают фильмы, обращаются к миру. Они напоминают: геноцид не заканчивается в момент насилия. Он продолжается в замалчивании, в фальсификации, в запрете на память.

Россия до сих пор не признала этот геноцид. На официальном уровне Кремль отрицает саму возможность квалифицировать события 1860-х годов как преступление. Более того, в 2014 году в Сочи - на месте символического центра черкесского изгнания - были проведены Олимпийские игры. Без мемориалов, без слова извинения, без даже формального жеста уважения к памяти исчезнувших.

Это было не просто забывание. Это был плевок в лицо истории.

Но история не умирает. Даже если её пытаются утопить в океане. Она остаётся в голосах потомков, в пыльных документах, в песнях, которые поют дети в Аммане и Рейхенау, в монографиях черкесских учёных, в резолюциях диаспор и в требованиях к международным структурам.
Черкесы - народ, которому удалось выжить после того, как его решили не только уничтожить, но и заставить забыть, что он существовал.

И теперь, спустя 160 лет, наступает момент истины.
Не признать это преступление - значит быть его соучастником.
А значит, борьба за правду будет продолжаться. До тех пор, пока последний изгнанник не вернётся. Пока последнее имя не будет названо. Пока последний шёпот не станет криком.

Россия и сегодня делает всё, чтобы стереть с карты не только черкесскую идентичность, но и сам факт преступления. В Адыгее - запрет на политическую активность. В Кабардино-Балкарии - преследование активистов. В Карачаево-Черкесии - молчание и страх. Это - не просто давление. Это - продолжение геноцида в мягкой упаковке "федерализма".

Но черкесы не сломались. Они учатся у армян, у евреев, у азербайджанцев. Они понимают, что путь - в единстве, в дипломатии, в геополитической настойчивости. И их голос становится всё громче.

Трагедия рейса AZAL, когда во время катастрофы погибли десятки азербайджанцев, объединила их с черкесами в боли. Не потому, что их катастрофы одинаковы, а потому что их судьбы - переплетены. И если один изгнанный народ не подаст руки другому - кто тогда будет помнить? Кто тогда спасёт правду?

Будущее черкесского народа зависит не только от черкесов. Оно зависит от нас всех. От того, готовы ли мы назвать преступление - преступлением. Готовы ли мы признать, что Кавказ - это не просто география, это - память. И что над этой памятью нельзя больше издеваться.

Когда-нибудь, вблизи Сочи или на склонах Эльбруса, может появиться мемориал. Не туристический, не показной, а настоящий. Там будут выгравированы слова: "Мы не забыли. Мы вернулись. Мы здесь - навсегда".

В этот момент мир поймёт: черкесы не исчезли. Они просто ждали.
Как горы ждут своего солнца.
Как правда ждёт своего часа.