Жемчужное ожерелье : океанская стратегия Китая АНАЛИЗ от Baku Network

Как сообщает Icma.az со ссылкой на сайт Day.az.

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network.

На сайте Baku Network опубликована статья о геополитическом влиянии Китая.

Day.Az представляет полный текст статьи:

Стратегия "Жемчужное ожерелье" (The String of Pearls), получившая свое метафорическое название в западных аналитических кругах в начале 2000-х годов, представляет собой системный комплекс мер по формированию Китаем сети военно-морской и портовой инфраструктуры вдоль ключевых коммуникационных артерий Индийского океана. Это не просто транспортные узлы и терминалы, а стратегические опорные пункты, которые обладают двойным назначением - коммерческим и военно-логистическим.

Военно-морское измерение стратегии

В китайских стратегических документах (включая "Белую книгу по обороне" 2015 и 2019 годов) четко подчеркивается необходимость "обеспечения безопасности энергетических маршрутов и защиты интересов КНР за рубежом". На практике это означает создание условий для присутствия военно-морских сил Китая в районах, где ранее доминировали США, Индия и союзники по QUAD.

Так, открытие военно-морской базы в Джибути в 2017 году стало прецедентом: впервые в истории КНР разместила за пределами своей территории полноценный военный объект. Согласно данным Стокгольмского института исследования проблем мира (SIPRI), база рассчитана на 2000 военнослужащих и имеет возможность принимать эсминцы, десантные корабли и даже авианосцы. Ее стратегическая роль - контроль над Баб-эль-Мандебским проливом, через который проходит около 10% мировой морской торговли и до 40% нефтяных потоков в Европу.

Геоэкономика морских маршрутов

По оценкам Международного энергетического агентства (IEA), в 2023 году Китай импортировал около 11,3 млн баррелей нефти в сутки, из которых 72% поступало морским путем. Более 60% этих объемов проходило через Малаккский пролив - "бутылочное горлышко" глобальной энергетики. Именно отсюда берет начало ключевой аргумент в пользу "Жемчужного ожерелья": стратегическая уязвимость Китая в случае блокады Малакки со стороны США или Индии.

Чтобы снизить этот риск, Пекин формирует сеть опорных портов:

Гвадар (Пакистан) - управляется China Overseas Port Holding Company, находится в 70 км от Ормузского пролива, через который проходит до 20% мирового экспорта нефти. Порт включен в Коридор Китай-Пакистан (CPEC), а инвестиции КНР в него превышают $60 млрд. Хамбантота (Шри-Ланка) - в 2017 году передан Китаю в аренду на 99 лет за $1,1 млрд. Несмотря на низкий грузооборот, объект имеет военно-стратегическую ценность как промежуточная точка контроля над Индийским океаном. Читтагонг (Бангладеш) и Кьяукпью (Мьянма) - узлы, через которые КНР получает выход к Бенгальскому заливу и альтернативные маршруты поставок нефти и газа в обход Малакки.

Логика "двойного назначения"

Официальный Пекин настаивает, что эти проекты являются исключительно коммерческими. Однако доклады RAND Corporation и CSIS указывают на наличие в каждом из этих объектов инфраструктуры, пригодной для военного использования: удлиненные причалы, ремонтные доки, склады топлива, системы безопасности, рассчитанные на стандарты ВМС.

Так, в 2022 году спутниковые снимки показали присутствие китайских подводных лодок типа 093 "Шань" у Хамбантоты, что вызвало резкую реакцию Индии. Нью-Дели рассматривает стратегию Пекина как "стратегическое окружение" и усиливает сотрудничество с США и Японией в рамках QUAD.

Индийский фактор и региональные последствия

Для Индии "Жемчужное ожерелье" - экзистенциальный вызов. По данным индийского Института оборонных исследований и анализа (IDSA), до 95% внешней торговли Индии осуществляется по морю, а около 70% - через акваторию, где Пекин выстраивает свое "ожерелье". В ответ Нью-Дели усиливает военно-морское сотрудничество с США, Японией и Австралией, а также развивает проекты портовой модернизации - например, Чабахар в Иране, который должен стать антиподом китайского Гвадара.

Африканское измерение

Отдельным звеном "ожерелья" является Африка. Помимо Джибути, китайские инвестиции сосредоточены в Кении (порт Ламу), Танзании (порт Багамойо), а также в Мозамбике. По данным African Development Bank, совокупные вложения КНР в портовую инфраструктуру Африки превысили $20 млрд в период с 2010 по 2024 годы.

Эти проекты встраиваются в глобальную морскую сеть, формируя то, что китайские стратеги называют "Морским шелковым путем XXI века".

Многомерность стратегии "Ожерелья"

Стратегия "Жемчужного ожерелья", интегрированная в концепцию "Морского шелкового пути XXI века", отличается многослойной структурой, где каждое измерение - экономическое, военно-стратегическое, логистическое, технологическое и даже цивилизационно-культурное - формирует сложный архитектурный комплекс китайской глобальной экспансии.

Ключевым элементом выступает портовая экспансия. По состоянию на 2020 год КНР участвовала в строительстве или модернизации 62 портов по всему миру, из которых значительная часть расположена вдоль Индийского океана. Но не менее важным является расширение китайского присутствия в стратегических узлах Европы. Контроль над 67% акций порта Пирей превратил Грецию в "морской мост" Пекина в Европу, обеспечив доступ к трансъевропейским транспортным коридорам TEN-T. Аналогичным образом китайские операторы получили контроль над контейнерными терминалами в Вадо-Лигуре (Италия), Бильбао (Испания), а также усилили позиции в крупнейших хабах Северной Европы - Антверпене, Роттердаме и Гамбурге.

Таким образом, Китай создает не только логистическую сеть, но и инфраструктурную систему геоэкономического контроля, которая позволяет ему интегрироваться в мировую торговую систему на правах системообразующего игрока. При этом концепция "dual-use" означает, что каждый порт является не только транспортным объектом, но и потенциальным военно-логистическим узлом.

Хрестоматийным примером остается история порта Хамбантота в Шри-Ланке. Проект стоимостью $1,4 млрд., профинансированный за счет китайских кредитов, завершился передачей объекта в аренду китайской компании на 99 лет после того, как Коломбо оказалось неспособно обслуживать долговые обязательства. Эта ситуация, получившая название "долговая дипломатия", демонстрирует, как экономический инструмент трансформируется в стратегический рычаг влияния. Аналогичные сценарии наблюдаются в странах Африки и Латинской Америки, где китайские инвестиции сопряжены с усилением политического контроля над элитами.

Милитаризация "Ожерелья" и "Малаккская дилемма"

Хотя официально Пекин заявляет о наличии лишь одной зарубежной военной базы (Джибути), фактически созданная инфраструктура обладает скрытым военным потенциалом. Корабли ВМФ НОАК регулярно используют эти порты для дозаправки, технического обслуживания и ротации экипажей. Более того, аналитики отмечают возможность ведения радиоэлектронной разведки (ELINT) с территории таких объектов, что делает их элементами "теневой милитаризации".

Эта практика имеет исторические аналогии. Британская Ост-Индская компания, действовавшая в XVII-XIX веках, строила порты и фактории с целью обеспечения торговли, но на практике они становились опорными пунктами военного контроля, позволившими Лондону выстроить империю. Китай фактически воспроизводит эту стратегию в условиях XXI века, используя инструменты глобализации и финансово-экономических рычагов.

Ключевая слабость китайской морской стратегии сосредоточена в Малаккском проливе. Через этот узкий морской коридор (ширина менее 3 км в самом узком месте) проходит 25% мирового грузооборота, включая основную часть китайского импорта нефти и СПГ. По данным IEA, более 60% энергопоставок в КНР поступает именно через Малакку. Любая блокада - будь то военная, террористическая или связанная с природными катастрофами - способна парализовать китайскую экономику.

Эта уязвимость превращает пролив в "ахиллесову пяту" китайской внешней стратегии. Наличие в регионе 7-го флота США и союзников по QUAD усиливает давление на Пекин. Вашингтон неоднократно заявлял о готовности обеспечивать "свободу навигации" (Freedom of Navigation Operations, FONOPS), что в китайской интерпретации воспринимается как угроза.

Для нейтрализации "Малаккской дилеммы" Китай развивает альтернативные маршруты:

Наземные коридоры: через Китайско-Пакистанский экономический коридор (CPEC) к порту Гвадар и через Мьянму к порту Кьяукпью. Иранский вариант: обсуждается перспектива выхода через Центральную Азию в порт Бендер-Аббас, что дало бы КНР прямой доступ к Персидскому заливу. Таиландский проект: идея строительства канала через перешеек Кра (или "сухопутного моста" Landbridge) остается в повестке. Этот проект сократил бы маршрут на 1200 км, а стратегически позволил бы обойти Малакку.

Несмотря на всю гибридность стратегии и внешнюю экономическую оболочку, "Жемчужное ожерелье" закономерно эволюционирует в сторону милитаризации. Эта тенденция проистекает из логики международных отношений эпохи пост-биполярности, где морская мощь (sea power), как показал еще Альфред Мэхэн в своем фундаментальном труде "Влияние морской силы на историю" (1890), остается главным инструментом глобальной проекции силы. Для Китая, зависимого от морских коммуникаций более, чем любая иная держава XXI века, отказ от милитаризации означал бы отказ от обеспечения собственной стратегической устойчивости.

Яркий пример - порт Реам в Камбодже. Строительство сухого дока и глубоководных причалов при отсутствии у Камбоджи флота соответствующего класса демонстрирует истинного бенефициара - ВМФ НОАК. Географически Реам расположен в зоне, контролирующей выходы из Южно-Китайского моря в Малаккский пролив, что делает его важнейшей точкой региональной стратегии. Американские аналитические центры (CSIS, RAND, IISS) прямо называют этот объект "де-факто китайской военно-морской базой".

Концептуальные основы и стратегический контекст

Стратегия "Ожерелья" является частью морского сегмента инициативы "Один пояс - один путь" (ОПОП), где морской транспорт имеет безусловное доминирование. Более 90% внешнеторгового оборота КНР проходит морем, в то время как железнодорожные и автокоридоры обеспечивают лишь около 8%, а авиационные перевозки - менее 2%. В условиях деградации "Северного маршрута" через Россию после 2022 года и ограниченных возможностей "Срединного коридора" через Кавказ и Центральную Азию, именно морской компонент стал несущей опорой китайской логистики.

По сути, "Жемчужное ожерелье" - это институционализированная морская архитектура национальной безопасности Китая, где коммерция и геоэкономика служат прикрытием для создания системы военно-морских опорных пунктов.

Логистический ландшафт пост-2022: новая реальность и императивы

Конфликт в Украине и последовавшая санкционная изоляция России радикально изменили геоэкономику Евразии. Если в 2010-е годы Пекин активно пользовался сухопутными маршрутами через территорию РФ, то после 2022 года значимость этих артерий упала.

Это поставило перед Пекином вопрос национальной энергетической безопасности. По данным Международного энергетического агентства (IEA), на 2024 год около 72% нефти и более 60% СПГ Китай получает по морским маршрутам, главным образом через Персидский залив и Африку. Австралия и Индонезия обеспечивают более 50% импорта угля, также морским путем. Любая дестабилизация этих маршрутов мгновенно трансформируется в шок для китайской экономики, а значит, и для политической стабильности внутри страны.

Портовая экспансия: инвестиции, контроль, двойное назначение

По состоянию на 2025 год, КНР контролирует или участвует в управлении более чем 95 портами по всему миру, из которых свыше 70 - в акватории Индийского океана. Наиболее значимые:

Пирей (Греция): 67% акций COSCO, стратегический "вход в Европу". Порт-Судан (Судан): глубоководный порт, пригодный для китайских военных кораблей. Джибути: первая официальная зарубежная военно-морская база КНР, рассчитанная на авианосцы и атомные подлодки, оснащенная средствами радиоэлектронной борьбы. Гвадар (Пакистан): ключевой узел Китайско-Пакистанского экономического коридора (CPEC), позволяющий контролировать вход в Ормузский пролив. Хамбантота (Шри-Ланка): передан на 99 лет China Merchants Port Holdings после схемы debt-to-equity swap, обеспечивая Пекину контроль над южными подступами к Индии. Реам (Камбоджа): модернизирован для приема эсминцев Type 055, фактически интегрирован в инфраструктуру ВМФ НОАК.

Все эти объекты проектируются с учетом dual-use infrastructure - терминалов, причалов, ремонтных мощностей, подходящих как для коммерческого, так и для военного использования. Эта практика идеально укладывается в концепцию "стратегии скрытых действий" (战略蛰伏, zhànlüè zhéfú), где Пекин формирует военную инфраструктуру под видом экономического развития.

В китайском стратегическом лексиконе "Малаккская дилемма" закрепилась как обозначение критической зависимости КНР от узкого, уязвимого к политико-военному воздействию и техногенным рискам Малаккского пролива. Через этот пролив проходит порядка четверти мировой морской торговли и, по оценкам аналитиков, около 80% импортируемой Китаем нефти, что превращает Малакку в системный "узел" энергетической безопасности Пекина. Эта конфигурация повышает чувствительность китайской экономики к действиям США и партнеров по QUAD, а также к нестабильности в Юго-Восточной Азии и Индийском океане.

Стратегия диверсификации рисков строится по нескольким направлениям:

Наземные транспортные артерии в обход Малакки. Китайско-Пакистанский экономический коридор (CPEC) с выходом к Гвадару и Китайско-Мьянманский экономический коридор к Кьяукпью обеспечивают прямую перевалку сырья и контейнеров с Бенгальского залива и Аравийского моря в западные провинции КНР. В составе последнего уже действуют магистральные трубопроводы: газопровод (пуск - 2013 год, расчетная мощность до 5,2 млрд м³ в год) и нефтепровод (с 2017 года, проектная пропускная способность около 22 млн т в год), что частично решает задачу обхода Малакки. Проект "Кра-канал" / альтернатива в виде "Landbridge". Идея прорыть судоходный канал через перешеек Кра периодически возвращается в тайскую повестку, но в 2024-2025 годах акцент сместился к сухопутному "мосту" между Чумпхоном (Сиамский залив) и Ранонгом (Андаманское море) - мегапроекту Landbridge. Бангкок выделил сотни миллиардов бат на подготовку проекта. Исследования указывают, что именно Landbridge выглядит более реализуемым и капиталоэффективным шагом по сравнению с дорогостоящим и политически спорным каналом. По расчетам, в случае реализации Landbridge часть потоков, сегодня идущих через Малакку, может быть перераспределена, что даст экономию времени и снижение нагрузки на пролив. Арктический вектор (Северный морской путь). Потенциал СМП для китайско-европейской торговли рассматривается как среднесрочная опция: плавучий ледовый режим и слабая инфраструктура ограничивают масштабируемость маршрута, а зависимость от российских активов и санкционные риски повышают транзакционные издержки. Даже с учетом постепенного увеличения навигационных "окон" речь идет скорее о вспомогательном маршруте, чем о полноценной альтернативе Малакке.

В целом Пекин выстраивает портфельную стратегию снижения уязвимости: сеть портов, подкрепленная сухопутными коридорами (CPEC, Мьянма), перспективным тайским Landbridge и арктическими возможностями, уменьшает вероятность единого "пункта отказа" на Малакке, хотя полностью ее не устраняет.

Военно-стратегическое измерение: от логистики к проецированию силы

Эволюция "Ожерелья" от коммерческой логистики к инструменту дальнобойного проецирования силы логична в контексте растущей зависимости Китая от морских коммуникаций и конкуренции с морскими коалициями США и партнеров. Сеть портов двойного назначения обеспечивает ВМФ НОАК:

Поддержание присутствия на больших дистанциях. Регулярные заходы кораблей снабжения, эсминцев и подводных лодок на объекты с удлиненными причалами, ремонтными доками и запасами топлива дают Китаю оперативную эластичность от Бенгальского залива до Красного моря. Пример Камбоджи показателен: модернизируемая с китайским участием база Реам получила новый пирс и сухой док, фактически способные принимать эсминцы Type 055. Разведку и ситуационную осведомленность. Конфигурация гражданских терминалов и систем безопасности позволяет встраивать элементы радиоэлектронной разведки и создавать "мягкие" узлы наблюдения за военной и коммерческой навигацией без формального статуса базы. Исследования указывают на избирательный эксклюзивный доступ Китая к ключевым пирсам и возможность развертывания систем ПВО, что подтверждает тренд "теневой милитаризации". Контроль над морскими коммуникациями. Расположение узлов вблизи стратегических "бутылочных горлышек" (Ормуз, Баб-эль-Мандеб, подступы к Малакке) создает для Пекина возможность давления в кризисных ситуациях - от демонстративного присутствия до ограничения доступа оппонентов к критическим морским маршрутам. Базирование сил. Как показал пример Камбоджи, гражданская инфраструктура может быть быстро милитаризирована для размещения постоянных военно-морских контингентов, что резко повышает мобильность и оперативность ВМФ НОАК.

Вызовы и контрстратегии

Экспансия Китая встречает растущее противодействие.

QUAD и военно-морская активность. США, Индия, Япония и Австралия регулярно проводят совместные учения (например, MALABAR), отрабатывая взаимодействие авианосных групп, противолодочную оборону и координацию патрулей в Индийском океане. Это институционализирует формат "сетевого сдерживания". AUKUS. Великобритания, США и Австралия наращивают подводную компоненту, включая программу SSN-AUKUS и ротационное присутствие атомных субмарин на базе SRF-West. Это повышает насыщенность региона ударными и противолодочными силами, формируя прямое давление на китайские маршруты. Экономическая и инфраструктурная конкуренция. G7 запустила инициативу PGII ("Partnership for Global Infrastructure and Investment") как ответ на китайский ОПОП, предлагая реципиентам финансирование инфраструктуры на условиях большей транспарентности и политической диверсификации. IMEC (Индия - Ближний Восток - Европа). Проект мультимодального коридора, соединяющего индийские порты с государствами Залива и далее с Южной Европой, позиционируется как альтернатива китайскому маршруту, предлагая странам-партнерам "некитайскую" логистическую архитектуру. Несмотря на политическую нестабильность региона, IMEC остается важнейшим контрпроектом против Пекина. Камбоджийский кейс как индикатор конкуренции. Официальное открытие модернизированного порта Реам сопровождалось заявлениями Пномпеня о его "открытости для дружественных флотов", но фактический контроль над ключевыми объектами принадлежит КНР. Для США и союзников это сигнал к укреплению оборонных связей с Камбоджей и соседними странами, чтобы снизить риски превращения Реама в полноценный китайский военно-морской форпост.

Таким образом, QUAD, AUKUS, PGII и IMEC формируют многоуровневую систему контрстратегий, направленных на ограничение свободы маневра Пекина и минимизацию эффекта от "Жемчужного ожерелья".

Стратегия "Жемчужное ожерелье" представляет собой не просто набор изолированных инфраструктурных проектов, а системный инструмент геостратегического конструирования XXI века. Она объединяет элементы глобальной торговли, контроля над энергетическими потоками, военно-морской логистики и дипломатического влияния в единую комплексную архитектуру, где каждая "жемчужина" - порт, база или транспортный узел - работает как элемент большой мозаики.

Особенность этой стратегии заключается в принципиальной гибридности. Формально - это коммерческие инвестиции, направленные на развитие транспортно-логистических возможностей стран-партнеров, но фактически - это узлы инфраструктуры двойного назначения (dual-use infrastructure), которые можно в считанные недели трансформировать из гражданских в военные. Такой подход стирает традиционную границу между экономическим и военным измерениями международных отношений и демонстрирует новый тип глобальной экспансии - экспансии "скрытой силы".

В условиях, когда более 90% внешнеторгового оборота Китая осуществляется по морю, а до 80% импорта энергоносителей завязано на уязвимые маршруты через Малаккский пролив, "Жемчужное ожерелье" становится экзистенциальным проектом китайской национальной безопасности. Оно минимизирует риск единой точки отказа и одновременно формирует основу для проецирования военно-морской мощи на глобальном уровне.

Успешность этой стратегии определит не только устойчивость китайской экономики и энергетической системы, но и перераспределение сил в Индо-Тихоокеанском регионе, где пересекаются интересы США, Индии, Японии, Австралии, ЕС и целого ряда государств "Глобального Юга". Именно вокруг "ожерелья" в ближайшие десятилетия будет формироваться новый мировой баланс, в котором экономическая инфраструктура, военная мощь и дипломатическое давление сливаются в единый комплекс глобального лидерства.

Источники:

· Белая книга по обороне КНР 2015 года - http://www.gov.cn/english/2015-05/26/content_281475122111986.htm

· Белая книга по обороне КНР 2019 года - https://www.chinadaily.com.cn/a/201907/24/WS5d375d9ea310d8305640019d.html

· Инициатива "Один пояс - один путь" (официальный сайт) - https://eng.yidaiyilu.gov.cn

· Концепция "Морского шелкового пути XXI века" - https://www.beltandroadforum.org

· Китайская военно-морская база в Джибути (SIPRI) - https://sipri.org/commentary/topical-backgrounder/2017/chinas-first-foreign-military-base

· Данные о возможностях базы в Джибути (CSIS) - https://chinapower.csis.org/china-djibouti-military-base

· Спутниковые снимки подлодок у Хамбантоты (Jane's Defence) - https://www.janes.com

· Международное энергетическое агентство (IEA, статистика импорта нефти КНР) - https://www.iea.org/reports/oil-2023

· Аналитика о "Малаккской дилемме" (CSIS) - https://csis.org/analysis/chinas-malacca-dilemma

· Energy Information Administration (EIA, данные по Ормузскому проливу) - https://www.eia.gov/todayinenergy/detail.php?id=41073

· Информация о Баб-эль-Мандебском проливе (Maritime Executive) - https://www.maritime-executive.com