Говхар Гасанзаде: Наша эстрада находится под капельницей ИНТЕРВЬЮ

Она всегда стояла особняком — не в тени, но и не в гуще вспышек камер. Композитор Говхар Гасанзаде — женщина, для которой музыка давно стала не просто делом жизни, а дыханием, голосом, языком души. Она пишет музыку, в которой слышны отголоски мугама и биение сердца города. А еще — умеет говорить просто о сложном и смело называет вещи своими именами.

В 2008 году ее Day After Day открыло Азербайджан Европе — яркий, смелый, самобытный.

С тех пор многое изменилось, но сама Говхар ханум осталась верна себе: не гонится за модой, не играет в популярность, не разменивает музыку на лайки.

В сегодняшнем интервью Vesti.az исповедь сильной женщины, которая без прикрас говорит о состоянии нашей эстрады, о том, что мы уже утратили навсегда, а что еще можно спасти.

-  Готовясь к нашему с вами интервью, неожиданно для себя выясняла, что вы, мягко скажем, не самый активный пользователь соцсетей в кругу отечественных знаменитостей… Да и вообще информации о вас не так уж много. Не любите себя рекламировать?

- Я понимаю, что жизнь активного современного человека сегодня тесно связана, в том числе и с соцсетями, но мне очень жалко тратить на них свое время.

К тому же, я не вижу смысла выкладывать на всеобщее обозрение моменты личной жизни. Это все-таки интимная территория.

Я сильная натура, и никогда не стремилась демонстрировать свои слабости — хотя они, как и у всех, конечно, есть. Но это не значит, что я их прячу. Напротив, я всегда была откровенной: говорила о своих ошибках, признавалась, что в чем-то была неопытной, где-то обманулась, что-то не доучла. Мне не чуждо ни разочарование, ни сомнение.

Просто люди привыкли видеть во мне устойчивую, уверенную, самодостаточную фигуру. И, наверное, это действительно так. Я — из тех женщин, которые считают: лучше иметь одну красивую сорочку из французского гипюра и носить ее с достоинством, чем каждый день менять наряды, взятые, скажем, напрокат. Я люблю красоту — не напоказ, а для себя.

- Вы также редкий гость на прямых эфирах…

- Нельзя перегружать собой людей: постоянно мелькать на телеэкранах, в эфирах, в новостях. У всего должна быть мера. А особенно если ты известный человек, то несешь ответственность и за то, что показываешь, и за то, что говоришь. Делиться можно - и хорошим, и плохим — но честно и в нужный момент. Не обязательно всегда надевать улыбку и рассказывать, как у тебя все прекрасно.

Я, например, не понимаю это дежурное: «Как ты?» — «Лучше всех!». Иногда так и хочется спросить: «Чем я тебя обидела? Почему ты со мной соревнуешься?». Ведь в этом «лучше всех» есть и я. Получается, ты лучше меня?

Может, это и «колючая» логика, но я верю: людям не нужно прятать свою боль. Неужели так трудно сказать: «Сейчас у меня непростой период. Есть вопросы, над которыми думаю, ищу ответы» … И это не слабость, а уважение к собеседнику. Ты делишься, значит — доверяешь.

Говорят: «Полюби себя — и тебя полюбят другие». А я считаю наоборот: сначала полюби и начни уважать других, и тогда к тебе вернется сторицей. Такой подход к людям, ситуациям, окружающему миру очень помогает мне в жизни. Я часто выигрываю только потому, что умею слышать других.

Мы сегодня живем в очень быстром, тревожном времени. Люди растеряны. Им кажется, что все потеряно, все плохо. Но это не так. Просто темп жизни стал другим, и мы все учимся жить в этой новой реальности, в этом вихре перемен.

— Как вы оцениваете состояние и развитие современной профессиональной музыкальной сцены Азербайджана? Расскажите, что происходит «на кухне», где создается настоящая музыка?

— Профессиональная музыка в Азербайджане жива — и, более того, она развивается. У нее свой внутренний ритм, своя жизнь, свое дыхание. Я нахожусь как раз в том месте, где эта музыка «готовится», и вижу все изнутри. Но сразу хочу подчеркнуть важное: профессиональная азербайджанская музыка — это не только про народный жанр, она намного шире и глубже.

У каждого искусства есть свое национальное лицо. К примеру, в немецкой классике это музыкальный язык Германии: гармония, мелодика, все подпитывается из национального корня. У нас — та же история. Профессиональная азербайджанская музыка включает в себя и национальный джаз, и рок, и песенное творчество, где, несмотря на разнообразие форм, всегда сохраняется наша мелодика, наша особая гармония.

Если европейская музыка строится в основном на мажоре и миноре, то у нас — это мугамная ладовая основа. Вот в этом и заключается наше отличие, наша национальная особенность.

Если говорить о развитии, то в этом направлении активно работает Союз композиторов Азербайджана: пишутся новые симфонии, масштабные произведения; песенники — создают новые песни; джазовая школа находится в постоянном движении… Я хочу сказать, что все работают, записывают, творят...

Другое дело, что далеко не все и не всегда доходит до слушателя путем эфиров и ретрансляций. Но это уже вопрос не к композиторам, а к тому, как у нас устроена система медийного продвижения и просвещения.

Порой мы слышим песни, которые вроде бы звучат на азербайджанском языке, в них присутствуют восточные мотивы, мугамные обороты — но это вовсе не наша музыка. Как музыковед я могу с уверенностью сказать: не все, что звучит «восточно», можно считать нашим. Азербайджанская музыка — это не просто набор звуков, а сочетание глубоких корней, мелодического дыхания и особой гармонической ткани.

- И в этом контексте хотелось бы спросить: в последнее время многие молодые авторы заимствуют ритмы, мелодику и аранжировки у зарубежных исполнителей — и, увы, чаще всего не самых достойных. Почему, имея такую богатую музыкальную школу, мы идем по пути подражания? Насколько это опасно для нашей музыки?

— Знаете, я часто думаю о Вагифе Мустафазаде. Это был не просто музыкант — это был феномен. В то время, когда джаз в Советском Союзе считался чуть ли не запрещенным искусством, он имел смелость творить. Не подражать, не копировать, а именно создавать. Вагиф не просто играл джаз — он вплел в него мугам, сделал его азербайджанским, дал этому жанру восточную душу. Он соединил несовместимое.

Вот это и есть настоящий путь: идти от себя, от своих корней. А сейчас, к сожалению, часто создается музыка без основы. Люди берут чужой ритм, чужую мелодику, делают поверхностную аранжировку — и выдают это за свое. Но музыка — как дерево: если нет корней, она не живет.

Слушаешь — и не поймешь: то ли арабский мотив, то ли индийский, то ли вообще не понятно что. А ведь у нас свои лады, своя мугамная система, где даже малейшее смещение полутона меняет все: настроение, смысл, дыхание. Это тонкая материя. И чтобы в ней работать, надо сначала стать грамотным музыкантом. Надо знать, чувствовать, где свое, а где — чужое, пусть и красивое.

Понимаете, когда ты не взращен своей почвой, ты не можешь создавать. Ты просто копируешь — зачастую, даже не понимая, что именно копируешь. А потом, как пощечина: кто-то говорит — это не азербайджанская музыка, это вообще индийский фольклор. И это «не ваше» будет звучать снова и снова.

Вот почему так важно — опираться на свою правду, на свою землю, на свое звучание. Все остальное — мишура.

— Что, по-вашему, нужно делать музыкантам, чтобы избежать таких проблем?

— В первую очередь — учить наши, азербайджанские лады. Знакомиться с народными песнями, вдумчиво, внимательно. Почему именно песни? Потому что в них все: и мелодика, и дыхание, и ритмика, и акценты. Это наша почва, на которой можно и нужно растить свое творчество. Если музыкант впитал этот материал, он уже не ошибется. Он будет творить в рамках своей культуры, а не на ощупь.

Сегодня, к сожалению, мы часто краснеем, слушая песни, в которых нарушены элементарные законы языка. Ударения не там, деления слов не те. Мужчина поет о своей возлюбленной — а звучит это, простите, так грубо и неуважительно, что становится за него неловко. А ведь у нас с давних времен различались мужские и женские интонации, это четко прослеживается и в народных песнях. Когда-то даже запрещалось женщине исполнять песню, написанную от лица мужчины — именно потому, что обращение, интонация, смысл становились чуждыми.

И еще очень важный момент: музыкой, эфиром, просвещением должны заниматься профессионалы. Музыковеды, композиторы, грамотные исполнители. А у нас все перемешалось: композитор пытается считать бюджеты, финансист — решает, какая песня должна выйти в эфир. Как будто в театре бухгалтер определяет, кого ставить на главную роль.

Вот откуда и начинаются все беды. Все и все должно быть на своих местах.

— Давайте вспомним «Евровидение». Вы стали первым композитором, чья песня прозвучала от Азербайджана на этом конкурсе. «Day After Day» до сих пор помнят и любят. Что тогда значило для вас участие в этом проекте и как вы оцениваете этот опыт спустя годы?

— Для меня это было не просто участие — это была настоящая миссия. Гражданская задача, к которой я подошла очень серьезно. Я была не только автором песни, но и художественным руководителем проекта. А ведь год был непростой — 2008-й. Политически, экономически — время было тревожное. Европа нас не знала. А мы приехали заявить о себе — громко, уверенно, с музыкой, в которой был и мугам, и рок, и эстрада. Мы как будто бросили перчатку — мол, вот мы, познакомьтесь.

Помню, тогда многие критики удивлялись: «Мы не ожидали от Азербайджана такого сильного хода». А мы и не стремились понравиться. Наша цель была — рассказать миру, кто мы такие. За три минуты. Это, пожалуй, была самая трудная и самая важная часть — за столь короткое время успеть сказать: мы — нация с глубокими корнями, с богатой культурой, с музыкой, в которой соединяется Восток и современность.

На тот момент я уже была в профессии давно: писала, создавала, руководила Домом культуры имени Шахрияра. Думаю, именно поэтому мне и доверили этот проект. Не просто как автору композиции, а как человеку, который может нести ответственность за всю идею. Тогда я думала просто: пришли, увидели, победили. И по-другому нельзя было.

- Спустя столько лет вы можете с уверенностью сегодня сказать: у нас получилось!?

— Однозначно, у нас получилось. Я очень трепетно, с большой осторожностью подошла к использованию национального элемента — мугама. Понимаете, европейский зритель, увидев артиста с Востока, автоматически думает: «Это турки». Но наша музыка начинается не с привычных им ориентальных мотивов, а… с фальцета, с церковного напева. И это их удивило.

В 2008-м году мы, по сути, через музыку говорили о толерантности, приехали сказать: «Вот мы — страна, где есть церкви и минареты, где рок — это свобода мышления, где люди разных национальностей говорят на разных языках. Мы — Восток, но Восток современный, мыслящий, многогранный». И нашей «визиткой» тогда стал 47-секундный мугамный отрывок — тонкий, точный, настоящий.

Помню, как многие европейцы спрашивали, что это за необычный фрагмент в середине композиции. И я с гордостью отвечала: «Это — азербайджанская национальная музыка». Позже многие говорили: «Благодаря «Day After Day» мы поняли, какой вы особенный народ и какая у вас глубокая культура».

Мы тогда добились главного — постучались, нам открыли, мы вошли. До сих пор, скажу честно, стопроцентной азербайджанской музыки на сцене Евровидения больше не было. Наша композиция — первая и единственная в своем роде.

- Ну можете еще все впереди? Все еще будет?

— Нет, я не думаю, что такое повторится. Потому что для этого нужно очень многое. Тогда, в 2008-м, я буквально воевала за нашу музыкальную кухню — спорила, доказывала, отстаивала. Многие считали, что я не признаю других специалистов, никого, кроме себя. Кто-то видел во мне ограниченного человека, упрямую одиночку. Но время расставило все по местам. Сегодня многие поняли: Говхар тогда говорила вслух то, о чем молчали. Я кричала, что у нас есть все — свои музыканты, свой стиль, своя глубина.

Давайте скажем честно: ни один иностранный композитор не почувствует азербайджанскую музыку так, как ее чувствует наш, родной. А кто-то и вовсе не захочет — потому что каждый защищает интересы своей страны. Это нормально.

Мне три года подряд поступали предложения из-за рубежа — серьёзные, с хорошими финансовыми условиями. Но мой ответ был прост: если в конкурсе участвует Азербайджан, я не могу писать для другой страны. Это моя позиция. И я за нее отвечаю.

— Если бы вам снова предложили написать песню для музыкального конкурса — например, для «Евровидения» — вы бы согласились?

— Если речь пойдет о том, чтобы представить Азербайджан с моей музыкой, и, если ко мне обратятся с конкретной задачей — идеей и просьбой о музыкальном материале, я, думаю, снова смогу удивить.

Хотя, по большому счету, писать заново даже не потребуется — у меня уже накоплена целая база. После «Евровидения» я собрала все свои, скажем так, «сумасшедшие» музыкальные мысли, оформила их в один мюзикл. Там звучит настоящая музыка — глубокая, образная, вечная. Эти мелодии можно слушать сто лет. Их можно брать и использовать не только на «Евровидении», но и на других международных конкурсах.

Композитор с моим мышлением не может писать что-то однотипное. Мне, наоборот, гораздо труднее сочинить простую, «обычную» мелодию. А вот сложные, необычные решения — это моя стихия. Поверьте, в моей голове живет не одна Day After Day.

Но я не вмешиваюсь в те задачи для решение которых меня не приглашают — это моя принципиальная позиция. Уважение к другим — важнее амбиций. Но если мои работы действительно понадобятся, если кто-то постучится в мою дверь, я открою. Я создам. Потому что мое дело — творить. Кстати, Day After Day была написана — вместе с аранжировкой — всего за три дня.

Ну а так: я никуда не исчезла, я не прячусь. Я есть — и я здесь.

— Сегодня «Евровидение» — это больше манифест. В таких условиях у нас еще есть шанс на успех?

— Надо понимать: «Евровидение» — это прежде всего шоу. Здесь продается продукт — музыкальный, визуальный, эмоциональный. Все, что происходит на сцене, — это маркетинг, это бизнес, это образ, который приносит прибыль. Страна-победитель получает не только кубок, но и глобальное внимание, инвестиции, туристический интерес.

С первых дней «Евровидение» было инструментом агитации. Это арена, где побеждает тот, кто сильнее — не только музыкально, но и политически, технологически, идеологически. Когда в мире идут войны — на сцене звучит призыв к миру. Когда Европа принимает решение легализовать однополые браки — появляются артисты, которые несут именно эту повестку. Конкурс подхватывает тему, которую сейчас продвигает мир. Это не хорошо и не плохо — это просто факт.

— Что вы думаете о дуэте, который Азербайджан представляет в этом году?

— Я послушала их песню — и мне она понравилась. Очень качественная работа, профессиональный уровень. Это не дилетанты. Они поют на уровне, соответствующем европейским стандартам, и, если бы выступали на каком-нибудь европейском фестивале, думаю, никто бы и не догадался, что они из Азербайджана — настолько органично ребятап вписаны в формат.

Я очень надеюсь, что мы хотя бы попадем в финал. Но, как вы понимаете, многое зависит от того, какие ветры будут дуть на «Евровидении» в этом году. Здесь уже недостаточно просто быть талантливым.

И, если честно, я не согласна с тем, что участвовать может любой, кто просто подал заявку. Это неправильный подход. Нас будут видеть и слушать люди, которые, возможно, впервые услышат слово «Азербайджан». Они не знают нашу культуру, наши традиции. И вот здесь мы не имеем права на посредственность.

Мы — не хозяева этого конкурса, не часть его закулисных механизмов. Нам нужно заявлять о себе серьезно — не раз в пятилетку, а каждый выход: с умом, подготовкой, внутренним смыслом. Как это было в первый раз.

- Первая подготовка к Евровидению, в которой мы принимали участие, сильно отличалась от сегодняшних?

- У нас в течении 7-ми месяцев было турне по 16-ти странам мира. Была высочайшая организация, были тяжелые перелеты по Европе. Была украинская команда, которая помогала в подготовке. Но сейчас, я думаю, за 15 лет, у нас появилось множество своих специалистов.

Поэтому не только к Евровидению, но к различным кино и музыкальным фестивалям, мы должны подходить с большой ответственностью, серьезно, а не по принципу, кто нашел спонсора, тот и поехал.

В идеале уже с мая месяца текущего года должна начаться подготовка к следующему  Евровидению. Выбрать трех артистов, чтоб они влюбили публику в себя, и чтобы Азербайджан выбрал того, кого хотел бы видеть на сцене этого конкурса.

— Почему в последнее время мы не слышим сильных песен? Композиторы молчат или петь некому? Первые утверждают, что на сцене не осталось исполнителей, вторые – композиторы разучились писать хиты…

— Правы и те, и другие. Публика голодает по настоящей, душевной, запоминающейся музыке — и это сигнал. Люди жалуются не просто так.

А композиторам и певцам, которые заявляют: «У меня есть хиты», — хочется задать прямой вопрос: где они? Где эти песни?

Наша эстрада сегодня словно под капельницей: формально дышит, но без собственной силы. Подключена к системе, и, если ее отключить — последствия предсказуемы.

Нужно четко разделять песенное и эстрадное творчество. Эстрада — это отдельный мир, со своей мелодикой, ритмом, формой. Джаз, поп, ар-эн-би — это ее направления. А просто песня с аранжировкой — еще не эстрада.

- Скажите, а какой вы музыкант?

- Рокер- эстрадник. Для эстрадного жанра должны быть созданы хорошие условия. У нас есть замечательные музыканты, сейчас всех и не вспомню: Мубариз Тагиев, Салман Гамбаров, Вагиф Герайзаде, Ильгар Хаял, Самир Багиров, группа «Раст».

Вот они - эстрадники.

Давайте сравним эстраду с маркетом: когда мы заходим отовариваться, знаем, что в молочном отделе будут молочные продукты, там мы, к примеру, стиральный порошок найти не сможем. То есть, хочу казать, в маркетах все лежит на своих местах. Если нам нужна зубная паста, мы же не пойдем в мясной отдел, не так ли?

В нашем же искусстве сейчас происходит следующее: среди мясных продуктов можно найти зубную пасту, а среди молочных продуктов - стиральный порошок.

Все давно пора расставить по своим полкам и если мы наведем порядок в общем искусстве, уверена, что все останутся довольны.

Пока я была директором культурного центра имени Шахрияра, я в прямом смысле этого слова управляла городской музыкальной культурой. В центре проходили концерты, репетировали музыканты... Все, кто сегодня на сцене, формировались там, потому что им были созданы хорошие условия. После рассортировки, о которой я говорила выше, вы увидите, что есть и хорошая музыка, и эстрада, и классика. И каждый будет стучаться в свою дверь.  

Понимаете, должна быть база. Ушли годы чтобы сформировать тех музыкантов, кого я выше перечислила, и сегодня они являются нашим наследством, нашим достоянием.

- А кто сможет базой руководить?

- Думаю, Говхар Гасанзаде (улыбается – авт.). При всем уважении к другим деятелям культуры и искусства, я на это дело потратила 35-40 лет своей жизни. Я могу договориться и контактировать с любым артистом, потому что они мне верят. Нужен переговорщик! А базы, к сожалению, пока нет.

— Каким вы видите будущее композиторского искусства в Азербайджане?

— Недавно прошел съезд Союза композиторов Азербайджана, и я в очередной раз убедилась: у нас есть молодые, талантливые, профессиональные авторы с оригинальным мышлением и интересной музыкой. Их приглашают за рубеж, на их композиции снимают ролики, заключают контракты. Это приятно, но и горько одновременно — потому что внутри страны их почти не знают. Почему мы сами не используем этот потенциал?

Когда в нашей музыкальной сфере наконец будет порядок, когда все займет свое место —, мы увидим этих ребят, услышим их музыку.

Что касается моих личных планов — они были, есть и будут. Главное, чтобы было пространство для их реализации. Тогда все, о чем мы сегодня говорили, встанет на свои места.

А пока — всем хорошего настроения. С наступающим Новруз байрамы. Пусть в душе будет весна. И пусть звучит музыка.

- Спасибо за интересную беседу!