Мне умереть, чтобы Вам жить о вечном

Вглядитесь в эту фотографию. Молодой человек, прислонившись к стене, курит сигару. Руки в карманах. Взгляд слегка прищурен. Виден стиснутый рот. Будто бы просто стоит — без дела. Может, безработный. Может, греется на солнышке. Может, провожает ленивым взглядом проходящих девушек. Кажется, ничем парень не занят. Но это — обман. Потому, что этот человек занят самым важным делом в своей жизни – он встречает смерть…

Перед вами Фортино Самано, капитан армии мексиканских повстанцев, офицер легендарного революционера Эмилиано Сапаты. Фото сделано Виктором Агустином Касасолой 12 января 1917 года, за несколько минут до казни Самано. За кадром палачи, которые ждут, пока приговоренный докурит сигару.

И он стоит. Совершенно буднично. Ни напряжения, ни театра, ни драмы. Полдень. Покой. Мексиканское солнце. Это не поза героя и не попытка выглядеть мужественно. Это полное отрешение.

О нём почти ничего не известно. Ни года рождения, ни биографии. Даже имя рознится — Фортино, Фортуно. Всё, что у нас есть — это образ. Но какой!

Мы — зрители, потомки, журналисты, историки даже на чужую казнь не в силах смотреть с такой отстранённостью, а он смотрит на свою. Почти по Камю: «Относиться к своей жизни так, словно смотришь на неё, как на жизнь чужого».

Контраст поражает. Однажды я не смог досмотреть в интернете 36-секундный фрагмент того самого видео из Либерии, на котором диктатора Самуэля До подвергают жесточайшей экзекуции. Он умоляет своих палачей, корчится… Живой ужас. Варварство. Отвращение. А тут контрастом эта поза Самано - никаких мольб, ни страха, ни злобы. Только дым сигары. И взгляд.

О нём почти ничего не известно. Ни года рождения, ни биографии. Даже имя рознится — Фортино, Фортуно. Всё, что у нас есть — это образ. Но какой! Эта фотография не портрет, а философский манифест, вызов, торжество воли в финальной точке человеческого существования. Пограничный человек. На стыке плоти и тени.

Между Землёй и Вечностью.

Почти по Камю: «Относиться к своей жизни так, словно смотришь на неё, как на жизнь чужого»

1906 год. Перед казнью русский поэт-террорист Иван Каляев отказывается целовать крест.

«Святой отец, я уже простился с землёй», — покачал головой осужденный. Для него уже всё кончилось. Он — там.

А Самано? Он, кажется, ещё здесь. Мы видим его волю в действии. Говорят, он держит руки в карманах, чтобы скрыть дрожь, чтобы не дать палачам тени удовлетворения, а смерти - капли триумфа. Даже дрожь — это слишком человеческое. И он вычеркивает её усилием воли.

Это значит, что он ещё с нами, он не ушёл, а смотрит в глаза смерти, не моргая. Значит, он ещё жив. Значит, ещё борется. Его Бунт не окончен.

А Самано? Он, кажется, ещё здесь. Мы видим его волю в действии

Сигара становится отсрочкой, туго скрученным мостом между жизнью и Вечностью. Пока она тлеет, он владеет ситуацией, он выше своих палачей. Выше с каждой затяжкой. Фортино стоит, как генерал, а они — как его солдаты. И когда сигара будет докурена, это он отдаст команду. Потому, что он не жертва, а вершина. Фортино почти, как Сократ, сказавший: «Пора уходить. Мне, чтобы умереть, вам — чтобы жить. А кто из нас направляется к лучшему — этого не знает никто».

Вот и это фото — последняя строка в философской автобиографии Фортино Самано. Единственная строка. И в ней — всё.