Политолог Мамедов: напряжённость с Баку не причина, а символ перемен в Иране Minval Politika

Одной фразой, прозвучавшей на митинге в провинции Зенджан, президент Ирана Масуд Пезешкиан спровоцировал политическую бурю в Тегеране. «Если мы не можем быть друзьями Азербайджана, и вместо нас это делает Израиль, значит, виноваты мы сами», — заявил он перед собравшимися.

Для одних это прозвучало как призыв к здравому смыслу и дипломатии. Для других — как почти открытое предательство национальных интересов. Волна резкой критики, охватившая иранский парламент и медиапространство, показала: отношения с Азербайджаном в Иране давно перестали быть лишь вопросом внешней политики. Сегодня это — маркер глубокого внутреннего раскола: между прошлым и будущим, между стратегией конфронтации и стремлением Пезешкиана выстроить новую архитектуру регионального мира.

Первым громко отреагировал депутат от Тегерана Хамид Расаи. Он обвинил президента в подрыве национального единства, не преминув намекнуть на его этническое происхождение. Впрочем, особенно громко зазвучали обвинения в адрес Азербайджана. Но если обратиться к фактам, становится ясно: реальная картина — совсем иная.

«Мы всегда платили цену за поддержку Азербайджана», — утверждает Расаи. Простите, но когда именно? Что стоит за этим всплеском негодования? Почему Азербайджан вдруг оказался в эпицентре внутренней политической борьбы за будущее Ирана?

Политолог Фархад Мамедов в комментарии для Minval Politika подчеркнул, что выступление Пезешкиана произошло на фоне глубокого системного сдвига во всей внешнеполитической стратегии Ирана.

«После крушения режима Башара Асада, поражения «Хезболлы», а также трансформации шиитской милиции в Ираке рушится вся инфраструктура и идеологическая система так называемой «оси сопротивления», выстраиваемой Ираном более 15 лет», — отметил Мамедов.

По словам политолога, на создание этой структуры Тегеран направлял десятки миллиардов долларов — военные, финансовые и дипломатические ресурсы. Однако последние события, включая удары по территории самого Ирана во время войны с Израилем, вызвали ощутимый внутренний кризис.

«Воздушное пространство Ирана перестало быть безопасным, а удары по военным объектам внутри страны стали реальностью. На этом фоне в иранском обществе, особенно в политических кругах, начались дискуссии о будущем страны и возможном пересмотре внешней стратегии», — объяснил эксперт.

Фархад Мамедов отмечает, что сегодня в Иране формируются две противоположные линии развития. Первая — конструктивная, которую продвигает Пезешкиан. Её суть — нормализация отношений с соседями, отказ от дорогостоящей экспансии и перенаправление ресурсов на улучшение жизни иранцев.

«Пезешкиан — этнический азербайджанец, и его происхождение становится уязвимым элементом в руках оппонентов. Но его политика последовательна: он уже совершил поездки в Азербайджан и Пакистан, планируется визит в Армению, а также укрепление связей с Турцией. Это стратегия дипломатии и мирного сосуществования», — говорит Мамедов.

Кроме того, он подчёркивает, что Пезешкиан стремится перераспределить ограниченные ресурсы в пользу внутренних нужд, а не внешнеполитических авантюр.

Вторая линия, по словам Мамедова, — консервативно-радикальная, та, что выстраивала «ось сопротивления» и стремилась к региональной гегемонии. Она переживает серьёзный кризис, поскольку её достижения разрушаются буквально на глазах.

«Эта группа на протяжении полутора десятков лет осваивала огромные бюджеты, подчиняя их идее регионального доминирования Ирана. Но сейчас их модель рушится под ударами Израиля, США и их союзников. Они борются за выживание — и критикуют Пезешкиана, используя тему Азербайджана как инструмент давления», — считает эксперт.

По его словам, этническое происхождение Пезешкиана, его визиты в Баку и желание диалога преподносятся радикалами как слабость, «предательство» или угроза национальной безопасности — хотя на деле речь идёт о внутриполитической борьбе за распределение власти и ресурсов.

Фархад Мамедов подчёркивает: напряжение вокруг Азербайджана — не причина конфликта в иранской элите, а символ более глубокой трансформации. Спор идёт не об одной стране, а о будущем Ирана — будет ли он и дальше пытаться доминировать в регионе силой или начнёт налаживать отношения с соседями и решать собственные внутренние проблемы.

«Это не просто борьба за внешнюю политику. Это спор о будущем страны. И каждое заявление президента, каждый визит и даже его этническое происхождение становятся полем для этой борьбы», — резюмировал политолог.