Стена позора между богатыми и бедными нищета философии

В столице Перу, пыльной и солнечной Лиме, стоит стена. Это не просто ограда, а монумент социального расслоения, бетонная метафора человеческой жестокости и страха, которую перуанцы называют «Стеной позора». И не случайно: она рассекает Лиму по живому, отделяя богатых от бедных, довольных от нищих, тишину от шума, а зелёный оазис — от пустынной безнадёжности.

Уже полвека «Стена позора» делит город на два несовместимых мира. Один — с особняками за миллионы, с садами, бассейнами и частной охраной. Другой — с хибарами из жестяных листов, с отсутствием воды и электричества, с пылью вместо тротуаров и тенью, в которой скрываются люди, уставшие от борьбы за жизнь Протяжённость этой стены — десять километров. Десять километров позора, отчуждения и страха, встроенных в городской ландшафт.

Уже полвека «Стена позора» делит город на два несовместимых мира. Один — с особняками за миллионы, с садами, бассейнами и частной охраной. Другой — с хибарами из жестяных листов, с отсутствием воды и электричества

Здесь, как нигде, городская сегрегация проявлена физически: богатые не просто избегают бедных — они буквально заперлись от них за стеной. В прямом смысле, без эвфемизмов. Их не интересуют голоса по ту сторону стены - они не желают их видеть, слышать, чувствовать. И если поначалу это вызывало стыд, то теперь превратилось в рутину. Увы, именно так работает классовое сознание: со временем изоляция становится нормой, а жестокость — «механизмом самозащиты».

Официально эта стена не предусмотрена ни в одном градостроительном плане. Нигде не зарегистрирована, никем не утверждена, никак не согласована. Но она стоит, как символ рационализированной жестокости. Ибо бедные, мол, склонны к воровству, проявлению зависти и импульсам социальной агрессии, а потому пусть живут за оградой. Такова философия XXI века, в рамках которой любое насилие можно объяснить логикой безопасности, а любое социальное преступление перевести на язык права. И кто-то в это обязательно поверит.

Суды о сносе стены продолжаются уже десять лет. В январе 2023 года Конституционный суд Перу признал её незаконной и постановил демонтировать, поскольку она нарушает базовые права человека. В частности, свободу передвижения. Хотя юридический язык решения не передал главного: это не просто спор о проходе, а фронт классовой войны, встроенный в архитектуру города. Но поскольку озвучивать подобное неполиткорректно, юристы Конституционного суда использовали выражения «право на проход» и «городская планировка». Как будто за сменой терминов можно спрятать правду!

В 2017 году вышел документальный фильм «Два мира, две Лимы». Его сценарист попытался попасть в закрытый район не через стену, а обычным маршрутом, но уперся на входе в охрану и указание: «Вход только по личному приглашению».

Все это уже было и не раз. Императоры Китая жили в «Запретном городе» — в самом сердце Пекина, куда простолюдинам вход был запрещён. В Иране шах Пехлеви огородил часть Тегерана...

Гражданин своей страны оказался нежелательной фигурой в её же столице.

Когда было принято решение снести стену, жители Лимы встретили его с надеждой. Впрочем, вскоре работы приостановили. Но даже если бы стену полностью разобрали, на её месте все равно появились бы шлагбаумы, охрана, камеры, электронные пропуска. Такое мы видим сплошь и рядом: камень превращают в пластик, кирпичи - в биометрию, а суть все равно останется прежней - та же самая сегрегация, только в новой упаковке. И пока существуют антагонистические классы, стена будет жить. Даже если её не видно.

И если однажды стену действительно снесут, что будет преподнесено миру, как триумф прогресса и победа справедливости, это будет лишь иллюзия. Революция формы, но вовсе не содержания. Такова природа «улыбчивого рабства», в которой фасад неизменно красив, а смысл — неизменно жесток.

Все это уже было и не раз. Императоры Китая жили в «Запретном городе» — в самом сердце Пекина, куда простолюдинам вход был запрещён. В Иране шах Пехлеви огородил часть Тегерана, превратив её в «золотую клетку» - сияющую резервацию для персидской элиты и иностранцев, в которую иранский народ не допускался. Увы, история полна «стен позора», просто периодически они меняют облик.

Сегодня это повторяется в странах третьего мира - формально демократических, но де-факто феодальных. Центр города — для «белых воротничков», окраины — для лаццарони. Очищенный центр и загнанная за его пределы реальность. Это не просто урбанистика — это насильственное форматирование пространства под нужды господствующего меньшинства.

Барон Осман разрушил старые парижские кварталы, переселил бедных на окраины и сделал улицы широкими и прямыми, чтобы армия могла быстро подавлять протесты

Архитектор барон Осман, перестраивая в XIX веке Париж, делал подобное именно с этой целью. Не для красоты, а чтобы исключить возможность восстаний, подобных революции 1848 года. Он разрушил старые парижские кварталы, переселил бедных на окраины и сделал улицы широкими и прямыми, чтобы армия могла быстро подавлять протесты. Париж стал картой страха, архитектурой господства.

В ХХ веке модель Османа быстро растиражировалась по всему миру: в Каире — остров Замалек, в Абиджане — «Ривьера», в Лагосе — остров Виктория, в Маниле — Лойола-Хайтс… Везде анклавы богатства, отгороженные от народного тела.

А в XXI веке у Османа появились очередные наследники. В индийском Мумбаи находится крупнейшая трущоба в Азии — Дхарави. Почти 22-миллионный мегаполис растёт вокруг, но вовнутрь этой трущобы никого не впускает. Обитатели Дхарави — живое напоминание о цене, которую платит бедное большинство, чтобы элита могла жить за стеклом и сталью.

Обитатели Дхарави — живое напоминание о цене, которую платит бедное большинство, чтобы элита могла жить за стеклом и сталью

И это не случайности, а стратегия, в рамках которой городская сегрегация превратилась в форму перманентной социальной войны. Под лозунгами «модернизации», «развития», «улучшения городской среды» бедных вытесняют, изгоняют, выдавливают с земли, которая становится золотым активом для застройщиков.

В Бразилии Алфавиль — центральный район Сан-Паулу — стал, фактически, отдельным городом с частными дорогами, вооружённой охраной, стенами и камерами. Здесь живут и работают те, кто управляет экономикой. А за стенами — остальной Сан-Паулу с его бедностью, криминалом и «ненужными».

Но вот ведь в чём трагикомизм всей этой «архитектуры контроля»: она обеспечивает богатым не безопасность, а только её иллюзию. Иллюзию, за которую они платят миллионы, охраняя фасады от теней правды.

Вопрос лишь в том, когда исчезнет последний кирпич, удерживающий эту иллюзию от необратимого обрушения?