Уходящий год: битва за Кавказ и Центральную Азию подводя итоги

В уходящем году Центральная Азия и Южный Кавказ оказались в числе регионов, где глобальные геополитические сдвиги проявились наиболее отчетливо. Эти пространства, еще недавно считавшиеся периферией мировой политики, сегодня превратились в зоны активного соперничества ведущих держав и индикаторы перераспределения влияния между Востоком и Западом.

Подписанные 8 августа в Вашингтоне мирные договоренности между Арменией и Азербайджаном заметно усилили роль США на Южном Кавказе. Процесс сближения Еревана и Баку вплотную подходит к финалу многолетнего конфликта, были обозначены конкретные шаги по открытию транспортных коммуникаций и восстановлению взаимной торговли.

Все это происходило на фоне ослабления позиций России, считавшейся в регионе в течение десятилетий главным внешним арбитром.

Несмотря на относительно теплые личные отношения Трампа с Кремлем, сам факт физического присутствия США на Южном Кавказе стал наглядным свидетельством сокращения прежней доминирующей роли России в регионе

Россия больше не диктует

Параллельно Центральная Азия окончательно оформилась как арена конкурентной борьбы между Китаем, Россией, США и Европейским союзом. Аналитики фиксируют, что в краткосрочной перспективе в регионе, долгое время считавшимся исключительной зоной влияния Кремля, наблюдается ощутимое снижение возможностей России диктовать правила игры.

В аналитическом материале, опубликованном в независимом журнале Eurasia Review, издающемся в США, подчеркивается, что Центральная Азия оказалась в центре глобальной нестабильности из-за того, что два ее крупнейших соседа, Россия и Китай, вступили в конфронтацию с Западом. Причем и Пекин, и Москва сделали это по-своему. В этих условиях, отмечает редакция журнала, государствам региона приходится действовать предельно осторожно, балансируя между интересами различных центров силы и стараясь сохранить рабочие связи с западным миром.

Американские аналитики исходят из того, что Россия, утратив значительную часть влияния на Южном Кавказе и в Сирии, стремится компенсировать эти потери за счет укрепления контроля над Центральной Азией. У этой стратегии есть, как минимум, две причины. Во-первых, регион рассматривается Москвой как стратегические ворота на юг и в Китай. Во-вторых, Центральная Азия приобретает все большее значение для внешней торговли России, объем которой, несмотря на санкции и во многом благодаря переориентации торговых потоков, вырос за последние три года более чем на 30 процентов - с 34,5 до 45 миллиардов долларов.

Россия, утратив значительную часть влияния на Южном Кавказе и в Сирии, стремится компенсировать эти потери за счет укрепления контроля над Центральной Азией

Оказавшись фактически вытесненной с европейских газовых рынков, Россия срочно ищет альтернативные рынки сбыта, чтобы компенсировать финансовые потери государственной газовой корпорации. Несмотря на настойчивые попытки Кремля, Китай так и не поддержал идею резкого увеличения импорта российского газа в рамках проекта газопровода «Сила Сибири-2». В результате Москва усилила давление на Узбекистан, добившись значительного роста поставок: экспорт российского газа в эту страну увеличился с 2,8 миллиарда кубометров в 2022-м до почти 11 миллиардов в текущем году. Парадоксально то, что Узбекистан сам является крупным производителем газа, однако значительная часть его собственной добычи продается в Китай. За первые три квартала 2025 года объем этих продаж составил 630 миллионов долларов. С учетом того, что Узбекистан закупает российский газ по ориентировочной цене порядка 160 долларов за тысячу кубометров, а продает свой газ Китаю за 250–270 долларов, такая схема выглядит экономически вполне оправданной.

Схожее давление Кремль оказывает и на Казахстан, настаивая на закупках российского газа, несмотря на то, что эта страна по запасам «голубого топлива» входит в число 15 ведущих государств мира. Большинство казахстанских месторождений расположено на западе страны, где значительные объемы газа для поддержания нефтедобычи закачиваются обратно в пласты. В результате северные регионы испытывают острый дефицит газоснабжения. Уязвимость Казахстана перед Россией усиливается несколькими факторами - самой протяженной в мире сухопутной границей протяженностью около 7500 километров и наличием более 2 миллионов этнических русских, компактно проживающих преимущественно в северных областях страны. Казахстан вступил в Евразийский экономический союз в 2014 году, и в этом контексте аналитики нередко напоминают, что аннексия Крыма стала реакцией Кремля на отказ Украины присоединиться к этому интеграционному проекту.

Экономическая зависимость Астаны дополняется торговым дисбалансом. Казахстан хронически сталкивается с дефицитом в торговле с Россией, а почти 80 процентов экспорта казахстанской нефти зависит от Каспийского трубопроводного консорциума, маршрут которого проходит через территорию РФ к порту Новороссийск на Черном море, что придает Москве дополнительные рычаги влияния.

Как отмечает Eurasia Review, ситуация складывается таким образом, что Астане приходится идти на уступки. Не случайно, после встречи лидеров стран Центральной Азии с президентом США Дональдом Трампом, состоявшейся 6 ноября в Вашингтоне, президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев уже на следующей неделе отправился в Москву, чтобы сгладить возможное раздражение Кремля.

Москва усилила давление на Узбекистан, добившись значительного роста поставок: экспорт российского газа в эту страну увеличился с 2,8 миллиарда кубометров в 2022-м до почти 11 миллиардов в текущем году. Схожее давление Кремль оказывает и на Казахстан

Визит завершился подписанием декларации о «стратегическом партнерстве на новом, беспрецедентно высоком уровне». И хотя полностью детали этого соглашения раскрыты не были, Министерство энергетики Казахстана позднее сообщило о ключевой уступке Москвы: на основе меморандума с «Газпромом» Россия обязалась ежегодно экспортировать в северные регионы Казахстана 11 миллиардов кубометров газа.

Но одного наращивания газового экспорта Кремлю явно недостаточно. С 2019 года Москва последовательно продвигает идею строительства в Казахстане, Узбекистане и Кыргызстане атомных электростанций силами госкорпорации «Росатом». В итоге и Узбекистан, и Казахстан дали согласие, несмотря на очевидные риски: долгосрочные проекты стоимостью десятки миллиардов долларов могут оказаться под санкционным давлением или вообще быть замороженными на неопределенный срок.

В этом году президент Токаев объявил, что Казахстан намерен построить до трех АЭС. Первую планируется возвести совместно с Россией, ее стоимость оценивается в 14-15 миллиардов долларов, а начало строительства намечено на 2026 год. Вторую предполагается реализовать с участием Китая, третью - при сотрудничестве с Южной Кореей или Францией. Такой подход отражает стремление Астаны диверсифицировать внешние связи даже в такой чувствительной сфере, как атомная энергетика.

В целом аналитики сходятся во мнении, что на Западе стратегия стран Центральной Азии «быть приемлемыми для всех» пока встречает понимание. Региональные правительства стараются не нарушать международные санкции против России, осознавая, что введение вторичных ограничений со стороны США или Европейского союза может окончательно затянуть их на орбиту Москвы или Пекина.

Не случайно, после встречи лидеров стран Центральной Азии с президентом США Дональдом Трампом, состоявшейся 6 ноября в Вашингтоне, президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев уже на следующей неделе отправился в Москву, чтобы сгладить возможное раздражение Кремля

Параллельно с процессами в Центральной Азии, уходящий 2025 год заметно изменил расстановку сил и на Южном Кавказе. В аналитической статье, опубликованной в The Moscow Times, отмечается, что Армения сделала явный разворот в сторону Запада, Азербайджан задал новый, более жесткий и самостоятельный тон в отношениях с Россией, в то время, как Грузия, напротив, еще сильнее сблизилась с Кремлем.

Ключевой сдвиг в региональной динамике произошел в августе, когда президент США Дональд Трамп в рамках своей стратегии урегулирования затяжных конфликтов принял в Вашингтоне премьер-министра Армении Никола Пашиняна и президента Азербайджана Ильхама Алиева.

Несмотря на скепсис в отношении глубины погруженности Трампа в специфику карабахского конфликта, саммит привел к вполне конкретным политическим результатам. После подписания соглашения TRIPP были предприняты практические шаги по его реализации, что позволило снизить напряженность вокруг Зангезурского коридора и вывести обсуждение транспортных коммуникаций в более прагматичную плоскость.

Параллельно с процессами в Центральной Азии, уходящий 2025 год заметно изменил расстановку сил и на Южном Кавказе

Несмотря на относительно теплые личные отношения Трампа с Кремлем, сам факт физического присутствия США на Южном Кавказе стал наглядным свидетельством сокращения прежней доминирующей роли России в регионе. В этих условиях отношения между Баку и Москвой трансформируются на глазах. Речь идет не о полном разрыве, а скорее, о своеобразной перезагрузке, в ходе которой Азербайджан позиционирует себя не объектом внешнего управления, а прогрессирующей региональной державой, готовой отстаивать собственные интересы. Что, в свою очередь, вынуждает Россию учитывать новый баланс сил и выстраивать более равноправный формат взаимодействия.

На этом фоне Грузия выглядит исключением. Хотя окончательный разрыв с традиционными западными партнерами начался еще в 2024-м, именно в текущем году власть правящей партии «Грузинская мечта» заметно укрепилась. Долгое время обвиняемая в пророссийской ориентации, она сумела консолидировать свои позиции, что объективно сулит Москве усиление влияния на Кавказе.

Из трех государств Южного Кавказа именно Грузия движется в направлении, противоположном общей тенденции осторожного, но поступательного сближения с Западом, формируя для региона отдельную, все более автономную модель.