Урбицид, мародерство, мины: что оставила Армения после оккупации ВЗГЛЯД

Вчера Президент Азербайджана Ильхам Алиев вновь побывал в Агдаме — городе, который еще недавно был символом тотального разрушения, а сегодня становится символом возвращения жизни. Встречаясь с жителями, переселившимися на родную землю, глава государства говорил не только о новых домах и восстановленной инфраструктуре.

Он говорил о том, что произошло с этим городом в годы оккупации, и назвал вещи своими именами: Агдам подвергся урбициду, целенаправленному уничтожению, которое не имело ничего общего с «хаосом войны» или «побочными последствиями боевых действий».

По словам Президента, это была сознательная политика армянского государства, наглядное проявление враждебного отношения к Азербайджану, и цель этой политики была абсолютно ясна.

Формула «урбицид» здесь не является эмоциональной метафорой. Она точно описывает то, что произошло. Агдам не просто пострадал — его методично лишали признаков города. Сносились жилые кварталы, уничтожалась инфраструктура, исчезали школы, больницы, общественные пространства.

Это была не спонтанная разруха, а системная работа по превращению живого города в мертвую зону. Логика была проста и цинична: стереть среду, в которой возможно возвращение людей, чтобы со временем само понятие возвращения стало абсурдным. Когда разрушение носит тотальный характер и повторяется из города в город, оно перестает быть следствием войны и становится инструментом политики.

Но урбицид не существует сам по себе. Он всегда сопровождается грабежом, и освобожденные территории Азербайджана наглядно это продемонстрировали. После 2020 года, когда первые кадры из Агдама и других городов стали доступны широкой аудитории, стало очевидно: речь идет о системном мародерстве.

Там, где здание нельзя было вывезти целиком, его разбирали на части. Все, что представляло хоть какую-то ценность — строительные материалы, оборудование, элементы коммуникаций, — вывозилось. То, что нельзя было унести, уничтожалось. Территория воспринималась не как земля с историей и людьми, а как ресурс, который нужно выжать до последнего. Это была экономика оккупации, в которой разрушение и грабеж шли рука об руку.

Особое место в этой политике занимало уничтожение культурного и духовного наследия. Речь идет не просто о поврежденных зданиях, а о целенаправленном стирании следов присутствия азербайджанского народа. Мечети, святые места, исторические памятники подвергались осквернению или разрушению. В подобных действиях всегда есть четкий смысл: лишить народ символов, через которые он осознает свою связь с землей.

Это попытка переписать пространство, сделать вид, что у этой территории нет прошлого, а значит, нет и законного хозяина. Именно поэтому тема культурного наследия занимает столь важное место в оценке оккупационного периода — она напрямую связана с вопросом идентичности.

Еще более тяжелые последствия принесло разграбление природных ресурсов. Леса, месторождения золота и других полезных ископаемых, минеральные источники использовались без всяких правовых оснований, с прямым экономическим ущербом для Азербайджана. Но речь здесь идет не только о потерянных доходах.

Экологические последствия такого использования носят долгосрочный характер: вырубленные леса, истощенные или загрязненные источники, разрушенные участки добычи требуют многолетней и дорогостоящей рекультивации. Фактически после освобождения территорий государство столкнулось с необходимостью не просто строить заново, а сначала лечить землю, сознательно приведенную в состояние деградации.

Это еще один элемент той же политики — сделать территорию максимально сложной для нормальной жизни.

На этом фоне особенно мрачно выглядит тема массового минирования. Мины стали оружием против будущего. Даже после окончания оккупации они продолжают уносить жизни и калечить людей, которые возвращаются в свои дома или работают над восстановлением. В этом смысле война не заканчивается в день освобождения — она остается под ногами, в буквальном смысле.

Каждая жертва мины после окончания боевых действий — это напоминание о том, что оккупация была направлена не только против настоящего, но и против завтрашнего дня. Минирование превращает возвращение в опасный и дорогостоящий процесс, замедляет демографическое возрождение, тормозит экономическую активность, делает каждый шаг на родной земле испытанием.

Отдельной и крайне чувствительной темой остается деятельность западных компаний на оккупированных территориях Азербайджана. Их участие в проектах, связанных с использованием ресурсов и инфраструктуры, стало частью общей схемы разграбления. Здесь возникает вопрос не только экономический, но и политико-правовой: как оценивался статус этих территорий, на основании каких разрешений велась деятельность и почему до настоящего времени не последовало адекватной реакции.

Отсутствие мер в отношении таких компаний воспринимается в Баку как проявление двойных стандартов, когда одни нарушения международного права вызывают мгновенную реакцию, а другие годами остаются без последствий. Для Азербайджана это принципиальный вопрос — речь идет о национальных богатствах и о праве государства защищать их не только на поле боя, но и в правовой плоскости.

Именно поэтому в речи Президента в Агдаме так отчетливо прозвучала мысль о невозможности забыть прошлое. Да, сегодня между Арменией и Азербайджаном идет мирный процесс, и инициатором этого процесса выступил именно Азербайджан. Первые предложения, текст мирного договора и все его ключевые положения были выдвинуты Баку.

Но мир не означает амнезию.

«Как мы можем забыть оккупацию? Как можем забыть наших шехидов? Как можем забыть жертв Ходжалы и гибель других невинных людей?» -  справедливо подчеркнул Ильхам Алиев. Эти вопросы не риторические. Они очерчивают моральную границу, за которой мир превращается в отказ от справедливости.

Сегодняшний Агдам — с новыми домами, возвращающимися жителями и живым человеческим голосом — стал ответом на политику разрушения. Он показывает, что цель превратить эти земли в пустыню не была достигнута. Но одновременно он напоминает о цене, которую пришлось заплатить за это возвращение.

Память об урбициде, мародерстве, уничтожении культурного наследия, разграблении ресурсов и минной войне против мирной жизни — это не груз прошлого, а необходимое условие будущего. Потому что забыть все это означало бы согласиться с тем, что грабительская политика может остаться без последствий.