Взрывы в Индии и Пакистане: Талибан пошел на отца наша аналитика

Практически синхронно две столицы Южной Азии — Нью-Дели и Исламабад — содрогнулись от взрывов, которые, на первый взгляд, разделяют километры и разные исполнители. Но за официальными версиями и взаимными обвинениями проступает знакомая, зловещая картина: эти теракты — не начало, а продолжение. Продолжение старой войны за Кашмир, новой игры талибов и векового противостояния двух ядерных держав, где гражданские вновь стали разменной монетой.

В театре шпионов никогда не бывает лишь одного режиссера. В понедельник утром занавес взвился сразу на двух сценах: у стен Красного форта в Дели, где от взрыва автомобиля гибнут ни в чем не повинные люди, и у безликого здания суда в Исламабаде, где смертник в отчаянии приводит в действие свой смертный приговор. Две трагедии, два акта одного спектакля, где главные герои — тени, а зрители обречены гадать, кто из старых соперников — Индия или Пакистан — на этот раз дернул за ниточку.

Зрители обречены гадать, кто из старых соперников — Индия или Пакистан — на этот раз дернул за ниточку

Выбор целей — никогда не дело случая; это — тщательно выверенный семиотический выстрел. Красный форт в Дели — это не просто объект из списка ЮНЕСКО. Это каменный палимпсест, где поверх имперских клинков Великих Моголов и британской короны была выведена формула современной индийской нации. Каждый камень здесь кричит о преемственности. В 1947 году Джавахарлал Неру поднял над его стенами флаг независимой Индии, намеренно выбрав для ритуала не британский дворец, а сердце прежней, мусульманской империи. Этот жест был гениальной попыткой присвоить себе всю многовековую историю субконтинента, объявить: «Мы — наследники всех, кто был здесь до нас».

Удар по этому месту — удар не по туристам или рынку. Это попытка взорвать этот палимпсест. Показать, что нынешняя светская и демократическая власть — такой же хрупкий слой, как и власть моголов, и её можно стереть взрывом заминированного Hyundai. Это вызов самой основе легитимности государства, которое черпает свою силу в глубине истории.

В Исламабаде логика удара зеркальна, но обращена в будущее. Окружной суд — это не дворец прошлого, а механизм, с помощью которого современное государство пытается обуздать хаос настоящего. Здесь, в стерильных залах, вершатся процессы над теми, кто отрицает саму возможность человеческого суда над «божественной волей». Каждый приговор экстремисту — это попытка Пакистана утвердить свой суверенитет, свою монополию на правосудие.

Группировка «Джамаат-уль-Ахрар» (JuA), взявшая ответственность за взрыв в Исламабаде, — это не аморфная банда фанатиков. Это высокомобильная, идеологически закаленная структура, отколовшаяся от «Техрик-е-Талибан Пакистан» (ТТП) с целью вести более агрессивную и медийную войну против государства. Их тактика — не партизанская борьба в горах, а точечные, демонстративные удары по самым защищенным символам власти в городах. Их заявление по поводу атаки на суд было кратким и емким: «Суды, следующие за западными законами, не имеют легитимности. Единственный закон — закон Аллаха».

«Талибан» оказался слишком опасной игрушкой для пакистанских властей

Но за JuA маячит более крупная и мрачная фигура — афганские «Талибан». Пакистанские власти десятилетиями играли с этой силой, видя в ней инструмент влияния в Афганистане («стратегическую глубину») против Индии. Теперь же талибы у власти в Кабуле, а их пакистанские собратья, которых Исламабад когда-то поддерживал, обернулись против своего создателя. Взрыв у окружного суда — это и звено в цепи внутренней войны Пакистана с радикалами, и отголосок его провальной региональной стратегии. Это призрак, вернувшийся из Афганистана, чтобы преследовать своего бывшего хозяина.

Версия индийских спецслужб, указывающая на «Джаиш-е-Мухаммад» (JeM), выводит нас к старой, но незаживающей ране — Кашмиру. JeM — классический пример «прокси-силы», созданной и вскормленной пакистанским истеблишментом для войны за Кашмир чужими руками. Но, как и в случае с талибами, такие силы часто выходят из-под контроля.

Расследование в Дели приобрело неожиданный поворот: следы ведут не в горные лагеря, а в клиники. «Сеть врачей», фигурирующая в деле, — это новый тип ячейки: образованные, мобильные, пользующиеся социальным статусом и имеющие доступ к деньгам и логистике. Их задача — не стрелять из автомата, а обеспечивать тыл: финансы, безопасные дома, транспортировку. Это свидетельство эволюции террора: от грубой силы к гибридной войне, где боевик в Hyundai i20 и уважаемый врач в городе могут быть частью одной сети.

Но есть в этой истории и еще нюанс, гораздо более тревожный, чем все остальное.

Теракты в Нью-Дели и Исламабаде наглядно демонстрируют эволюцию террористических сетей, которые все активнее привлекают высокообразованных профессионалов.

Социальный статус нового поколения террористов размывает устаревшие стереотипы: не оборванцы с автоматами Калашникова, а дипломированные спецы в белых халатах

Врачи с ядами и инженеры со взрывчаткой: Расследование в Дели выявило сеть, в которую входили врачи, планировавшие изготовление смертельного яда рицина из касторового масла. Их медицинские знания и доступ к химикатам стали оружием. Одновременно были изъяты тонны взрывчатки, что указывает на наличие в сети специалистов по логистике и инженерии.

Идеальное прикрытие: Все задержанные — сравнительно молодые образованные профессионалы с семьями и респектабельной работой. Их социальный статус делает их почти невидимыми для традиционных методов слежки, размывая устаревшие стереотипы о террористах.

Высокие технологии: Сеть террористовпланировала доставку ядов с помощью беспилотников, а ее участники поддерживали связь с кураторами за рубежом через защищенные каналы. Это показывает переход к сложным, дистанционным и трудно отслеживаемым методам атак. Звучит как горькая ирония: «высокотехнологичным временам – качественно новый уровень терактов».

Эпоха терроризма как грубой силы уходит в прошлое. Атаки в Нью-Дели и Исламабаде ознаменовали приход новой, куда более опасной реальности — гибридной войны, где врач с пробиркой яда или инженер с чертежами дрона становятся идеальным солдатом. Их социальная «невидимость» и доступ к технологиям делают традиционные методы борьбы с террором устаревшими.

Война ушла в тень, слилась с обществом, и теперь главный фронт проходит не в горах Кашмира, а в лабораториях, больницах и IT-кластерах. Чтобы выжить в этой войне, государствам придётся научиться видеть врага не только в человеке с автоматом, но и в том, кто носит белый халат или деловой костюм.