Год без мира: имитация переговоров АНАЛИТИКА

Уходящий год не стал годом мира для Украины — но стал годом окончательной деградации переговорного процесса. Формально диалог существовал, однако фактически он превратился в сложную, многоуровневую имитацию, в рамках которой каждая из сторон решала собственные задачи, зачастую мало связанные с реальным прекращением войны. Как отмечал старший научный сотрудник Carnegie Endowment Томас Грэм, переговоры в этом конфликте «служат не достижению компромисса, а подготовке более выгодных стартовых позиций к будущему торгу».

Иллюзия дипломатии: почему переговоры не сработали

Переговорный трек по Украине на протяжении года развивался сразу в нескольких плоскостях — публичной, закулисной и символической. Запад демонстрировал приверженность «мирному урегулированию», Москва — готовность «к диалогу на своих условиях», Киев — стремление сохранить субъектность и международную поддержку. Однако, как подчеркивал политолог Марк Галеотти, «эти линии изначально не были рассчитаны на пересечение, каждая сторона использовала переговоры как продолжение собственной стратегии давления». А ключевая проблема заключалась в отсутствии совпадения стратегических целей.

Россия рассматривала переговоры как инструмент фиксации военных и территориальных приобретений, а также как способ размыть санкционное давление. По оценке Галеотти, Кремль сознательно затягивал дипломатический процесс, исходя из логики, согласно которой «время — его главный союзник».

Украина настаивала на формуле мира, исключающей любую легитимацию оккупации, что делало любые «промежуточные» решения политически токсичными внутри страны. Аналитики Atlantic Council неоднократно указывали, что уступки, навязанные через переговоры, могут быть восприняты украинским обществом как поражение — независимо от их фактического содержания.

США и Европейский союз балансировали между необходимостью поддержки Киева и растущей усталостью собственных обществ. Как отмечали эксперты ECFR, переговоры в Европе все чаще рассматривались не как путь к справедливому и устойчивому миру, а как инструмент снижения стратегической неопределенности и управления рисками.

В итоге переговоры перестали быть пространством поиска решения и превратились в механизм выигрыша времени, где сама война оставалась неизменной реальностью, а дипломатия ее тенью.

Запад между принципами и прагматизмом

В течение года все отчетливее проявлялось расхождение между декларациями и реальной политикой западных столиц. Жесткая риторика о недопустимости изменения границ силой все чаще соседствовала с кулуарными разговорами о «реалистичном сценарии» и необходимости заморозки конфликта.

Бывший советник по национальной безопасности США Джон Болтон прямо указывал, что без изменения баланса сил любые мирные инициативы «остаются политическим шумом». По его словам, переговоры, не подкрепленные стратегическим давлением, «служат скорее управлению общественным мнением, чем дипломатии».

Для Европы переговорный процесс постепенно превратился в инструмент минимизации рисков прямого столкновения с Россией. Соединенные Штаты же, втянутые в собственные электоральные и внешнеполитические кризисы, шаг за шагом переводили украинский вопрос из категории экзистенциальных вызовов в разряд управляемых проблем.

Фактор Трампа: посредник или иллюзия спасения?

Отдельного внимания заслуживает фигура Дональда Трампа, чье имя на протяжении года регулярно всплывало в контексте возможного «прорыва». Его обещания «закончить войну за 24 часа» активно тиражировались как потенциальная альтернатива затянувшемуся конфликту и использовались в публичной риторике как символ усталости от войны.

Однако, как отмечал основатель Eurasia Group Иэн Бреммер, Трамп смотрит на войну в Украине «не через призму международного права, а как на сделку, которую необходимо закрыть как можно быстрее». Такой подход, по мнению эксперта, неизбежно предполагает давление прежде всего на Киев — как на более зависимую и уязвимую сторону переговорного процесса.

Для Москвы фигура Трампа оставалась удобной не столько в качестве потенциального миротворца, сколько как источник неопределенности и фактор раскола внутри западного лагеря. В этом смысле «посредничество Трампа» выглядело скорее элементом ожиданий, спекуляций и торга, чем реальным дипломатическим ресурсом, способным привести к устойчивому миру.

Киев в ловушке переговоров

Для украинского руководства уходящий год стал периодом крайне сложного и во многом безальтернативного выбора. Военная и финансовая зависимость от Запада все теснее переплеталась с внутренними ограничениями — от нарастающих проблем на фронте до коррупционных скандалов, которые постепенно подтачивали доверие ключевых партнеров.

Эксперты Carnegie неоднократно подчеркивали, что Киев оказался в ситуации стратегического цугцванга: отказ от переговоров грозил сокращением внешней поддержки, тогда как согласие на компромисс могло привести к внутренней политической дестабилизации. В результате Украина была вынуждена участвовать в переговорном процессе, в эффективность которого сама все меньше верила, воспринимая его скорее как необходимую формальность, чем как реальный путь к миру.

Итоги года: переговоры как форма войны

Главный итог уходящего года заключается в том, что переговорный процесс по Украине окончательно перестал быть альтернативой войне и фактически стал ее продолжением — в дипломатической, информационной и экономической формах. Ни одна из сторон не вошла в диалог с готовностью к стратегическим уступкам, что, по выражению Томаса Грэма, «делает саму идею быстрого мира структурно невозможной».

Переговоры утратили функцию инструмента деэскалации и превратились в элемент общего противоборства, где заявления, утечки, формулы мира и инициативы служили скорее средством давления, чем поиском выхода из конфликта. В этой логике сама дипломатия стала еще одним фронтом, на котором стороны стремились улучшить свои позиции — не для завершения войны, а для ее продолжения в более выгодных условиях.

Прогноз

В следующем году переговоры с высокой долей вероятности сохранят имитационный характер — до тех пор, пока либо ситуация на фронте, либо радикальные политические сдвиги в США и Европе не вынудят ключевых игроков пересмотреть собственные «красные линии». Даже в случае появления окна возможностей оно, скорее всего, откроется не благодаря громким заявлениям о посредничестве и мирных планах, а в результате накопившейся усталости, истощения ресурсов и вынужденного прагматизма.

История неоднократно доказывала: реальные переговоры начинаются не тогда, когда стороны публично говорят о мире, а тогда, когда цена продолжения войны становится для них выше цены компромисса.