Год прорывных решений: мир между Баку и Ереваном обрел практическое измерение ИТОГИ

Подводя итоги уходящего года в контексте азербайджано-армянской нормализации, можно констатировать, что он стал по-настоящему переломным. Постконфликтная повестка впервые за долгое время вышла за рамки затяжных переговоров и деклараций, зафиксировав переход от обсуждений к практическим решениям и их реализации.

Мирный процесс перестал быть совокупностью дипломатических формулировок и посреднических инициатив, обретя конкретное институциональное, экономическое и инфраструктурное содержание.

Стоит напомнить, что год начался в условиях заметной инерции прежнего внешнеполитического курса Джо Байдена, чья уходящая администрация, оставаясь верной традиционному проармянскому уклону, подписала с Арменией хартию о стратегическом партнерстве. Данный шаг носил ярко выраженный асимметричный характер.

С Азербайджаном подготовка сопоставимого документа даже не рассматривалась, что в очередной раз подтвердило идеологизированный и несбалансированный подход уходящей американской администрации к региону. Однако уже в январе, после вступления в должность президента США Дональда Трампа, ситуация начала стремительно меняться.

Новая американская администрация продемонстрировала отказ от идеологических шаблонов в пользу прагматичного и результативного курса. Южный Кавказ стал рассматриваться как пространство формирования новой региональной конфигурации безопасности и логистики, в которой ключевая ставка делалась на взаимодействие с эффективными и самостоятельными партнерами.

В этом контексте диалог между Баку и Вашингтоном получил заметный импульс. Азербайджан оказался востребованным партнером для США, обладая устойчивыми отношениями сразу с двумя ключевыми союзниками Вашингтона в регионе — Турцией и Израилем, чего Армения, несмотря на формальный статус стратегического партнера, не имела.

Баку сумел грамотно использовать возросший интерес США, последовательно разъяснив американской стороне мирную повестку, архитектором которой он фактически являлся с момента завершения активной фазы конфликта. Стремление Вашингтона — довести данный процесс до логического завершения — стало одним из ключевых внешних факторов, стимулировавших переговорный процесс.

В Ереване, в свою очередь, пришло осознание того, что эпоха безусловного покровительства со стороны прежней американской администрации завершилась, а пространство для маневра существенно сузилось. В результате армянская сторона была вынуждена перейти к принятию уже сформированных условий, а не к их пересмотру.

Уже в первой половине года Баку и Ереван фактически подтвердили свои позиции по всем ключевым пунктам мирного договора, содержание которого в полной мере отражало базовые требования азербайджанской стороны.

Летние переговоры на высшем уровне в Абу-Даби между президентом Ильхамом Алиевым и премьер-министром Николом Пашиняном де-факто подготовили политическую и дипломатическую почву для вашингтонских договоренностей 8 августа, на которых был парафирован текст мирного договора и которые стали кульминацией всего переговорного цикла.

Принципиальной особенностью этих договоренностей стало то, что в них впервые были четко и институционально зафиксированы собственные интересы Соединенных Штатов в региональной политике.

Предложенная Вашингтоном инициатива TRIPP стала инструментом практического решения одного из наиболее сложных вопросов азербайджано-армянской мирной повестки — разблокирования коммуникаций и обеспечения беспрепятственного сообщения между западными районами Азербайджана и его нахчыванским эксклавом.

Впервые вопрос коридора был выведен из плоскости дискуссий и споров в сферу управляемых экономических и логистических механизмов.

Согласно достигнутому консенсусу, функции транзита и безопасности грузов были переданы американской коммерческой структуре, а соответствующий участок коридора предоставлялся США в долгосрочную аренду сроком на 99 лет. Тем самым Вашингтон становился не просто гарантом договоренностей, а их прямым институциональным участником, что существенно повышало устойчивость всей конструкции.

Для Азербайджана такая модель обеспечивала реализацию принципиального требования о беспрепятственном сообщении с Нахчываном и одновременно минимизировала риски политической ревизии договоренностей в будущем. Для Армении же участие американской стороны позволяло смягчить внутриполитические издержки и представить достигнутые соглашения как компромиссное и технологическое решение.

Важно подчеркнуть, что эти соглашения не остались на уровне деклараций.

Уже в течение последующих месяцев началась их практическая реализация. Американская сторона заявила о готовности предоставить Армении кредит в размере 145 млн долларов на реализацию первого этапа восстановительных работ на мегринском участке Зангезурского коридора, тем самым подтвердив серьезность своих намерений и долгосрочную вовлеченность в процесс.

Параллельно Азербайджан предпринимал последовательные шаги по закреплению мирной повестки на практике, стремясь не только реализовать собственные стратегические интересы, но и поддержать армянские власти в их попытках убедить общество в выгодах устойчивого мира.

В ноябре официальный Баку объявил о разрешении транзита казахстанского зерна через свою территорию в Армению, чем воспользовалась и Россия, что дополнительно подчеркнуло региональную значимость формирующихся логистических маршрутов. В декабре было объявлено о реализации договоренностей по отправке в Армению первой партии бензина марки АИ-95 уже азербайджанского производства.

Тем самым стороны впервые в истории своих двусторонних отношений зафиксировали официальный товарооборот, что стало не просто символическим жестом, а практическим подтверждением перехода от конфронтации к экономической взаимосвязанности.

В совокупности 2025 год продемонстрировал, что мирная повестка на Южном Кавказе обрела материальное измерение, а Азербайджан окончательно утвердился в роли ключевого архитектора и драйвера постконфликтной трансформации региона.

Именно 2025 год заложил институциональные основы прочного мира, поддержание которого является непременным условием долгосрочной политической стабильности, устойчивого экономического развития и формирования новой системы региональной связности, основанной не на логике конфронтации и внешнего покровительства, а на прагматичном балансе интересов, взаимной выгоде и признании сложившихся реалий.