Гюмри: падение очередного бастиона старой Армении СИТУАЦИЯ

В Армении больше не бывает случайных утр.

Каждое событие вплетено в ткань большого передела власти, где трудно отличить внутреннюю борьбу от внешней политики. Так начался и сегодняшний день в Гюмри — втором по величине городе страны, где власть и традиция всегда шли рука об руку, а за улыбками чиновников часто пряталась тень старых кланов.

Утро было на редкость шумным: спецназ у дверей мэрии, забаррикадировавшийся мэр Вардан Гукасян, перекрытые коридоры, обыск, изъятие документов. С первого взгляда — обычная операция против коррупции: взятка, незаконная постройка, пара десятков задержанных. Но в армянской политике за каждым обыденным действием стоит подтекст, и на этот раз он куда глубже, чем кажется.

Гюмри — это не просто город. Это символ старой Армении, где власть делилась между карабахскими элитами, приближенными к Кремлю, и местными феодалами, которые за долгие годы так и не привыкли к мысли, что Ереван — не филиал Москвы, а собственная столица. Вардан Гукасян, человек с громкой биографией и еще более громкой манерой поведения, — прямое дитя той эпохи. Его имя всплывает рядом с Робертом Кочаряном, Сержем Саргсяном, Артуром Ванецяном. Он — фигура, символизирующая целое поколение чиновников, для которых Россия была не союзником, а гарантом личного благополучия.

Премьер-министр Никол Пашинян, пришедший к власти на волне революции 2018 года, с тех пор ведет борьбу с этими тенями прошлого. Первые годы — осторожно, с оглядкой, но после поражения в Карабахе в 2020 году и последующих событий осторожность сменилась решимостью. Теперь он действует открыто, жестко, как хирург, вырезающий метастазы из тела государства. И нынешний арест мэра Гюмри — не исключение, а закономерность. За последние месяцы под следствием оказались десятки фигур, каждая из которых — кирпичик старой пророссийской системы. От церковных иерархов до влиятельных бизнесменов. И все это — шаги одной длинной дороги, ведущей к тому, чтобы Армения, наконец, начала дышать сама.

Официальная версия звучит прозаично: взятка в десять тысяч долларов, незаконная постройка площадью полторы тысячи квадратных метров, обещание закрыть глаза в обмен на оплату. Антикоррупционный комитет говорит о доказательствах, следственных действиях, допросах. Все аккуратно, законно, выверено. Но за всеми этими протоколами стоит совсем иная логика — политическая, системная. Вардан Гукасян был (или все еще есть?!) не просто мэром: он был человеком старой школы, представителем того самого клана, что десятилетиями держал Гюмри в своей орбите, а вместе с ним — и Москву. Поэтому операция против него читается не как борьба с коррупцией, а как устранение символа.

Рубен Рубинян, заместитель председателя Национального собрания, не стал прятаться за дипломатические формулировки. Он прямо сказал: «Политическую ответственность за Гукасяна несут Кочарян, Саргсян, Ванецян и Дашнакцутюн». И этим самым обозначил вектор — дело не в одном человеке, а в целой системе. Речь идет о демонтаже старого политического порядка, в котором армянская провинция была пристанищем для пророссийских политиков, местных князьков и чиновников, лояльных не Еревану, а Москве.

Оппоненты премьера уже спешат обвинить власть в авторитаризме. Говорят, что Пашинян использует правоохранительные органы, чтобы зачистить поле перед парламентскими выборами 2026 года. Что он убирает конкурентов под лозунгом «борьбы с коррупцией». Что угрожает «самостоятельности и независимости Гюмри». Но сама постановка вопроса — абсурдна. Независимость города внутри государства? Это звучит как ностальгия по тем временам, когда каждый мэр был маленьким монархом на своей территории, а государство лишь делало вид, что управляет страной. Гукасян не борется за демократию, он борется за привычную безнаказанность.

На этом фоне важно понимать: борьба Пашиняна — не просто политическая чистка. Это попытка вырвать страну из векового подчинения внешним силам. Россия десятилетиями держала Армению в своих объятиях — и через базу в Гюмри, и через церковь, и через экономику, и через людей вроде Гукасяна. Каждый такой мэр был, по сути, «уполномоченным по влиянию», полупроводниками. Сейчас эти фигуры становятся ненужными — и опасными. Ведь они не просто живут прошлым, они мешают будущему.

Не случайно именно в тот момент, когда в Гюмри происходят обыски, на другом конце страны разворачивается духовно-политический сюжет. В Ереване побывал архиепископ Шаан Саргсян от имени Католикоса Великого Дома Киликийского Арама I. Визит выглядел благостно: улыбки, подарки, благословения. Но буквально через день Киликийский дом выступил с резким заявлением, где выразил «глубокую обеспокоенность» задержаниями священнослужителей и попросил Пашиняна прекратить «нездоровую практику». Все это выглядело как дипломатическая игра, где за словами о духовности стоят холодные расчеты.

Директор Центра истории Кавказа Ризван Гусейнов точно подметил: «На протяжении двухсот лет католикосы Эчмиадзина назначались фактически при участии России. Сегодня эта традиция ломается». И действительно — ломается громко и болезненно. Эчмиадзин, исторически тесно связанный с Москвой, теперь оказался в прямом противостоянии с правительством. Киликийский дом, напротив, ориентируется на Запад и, прежде всего, на Францию. Константинопольский патриархат ближе к Турции, а Иерусалимский — к западным центрам. Между всеми ними — борьба за влияние, за право говорить от имени «армянского духа». Но за этой борьбой скрывается не теология, а политика, где каждая проповедь может звучать как заявление о внешнем курсе страны.

Пашинян, кажется, понял, что Армения больше не может позволить себе роскошь двойной верности. Он не хочет воевать с церковью, но и не собирается мириться с тем, что Ереван остается в орбите Москвы. Поэтому противостояние с католикосом Гарегином II — лишь часть большого процесса, который охватывает и религию, и экономику, и власть. А Гюмри — его символ. Именно здесь, в городе, где стоит российская военная база, происходит арест мэра, связанного с пророссийскими элитами. Символизм почти художественный.

Все происходящее в Армении сейчас — это не просто политическая борьба. Это процесс взросления государства, в котором страна впервые за долгие десятилетия пытается стать субъектом, а не объектом чужой воли. И потому арест мэра Гюмри, как и дела против архиепископа Баграта Галстаняна, бизнесмена Самвела Карапетяна, а также открытое противостояние с католикосом Гарегином II — не эпизоды, а звенья одной цепи. Конечно, процесс этот болезненный. Старые связи рвутся с криком, старые покровители не прощают. Россия смотрит на происходящее с раздражением и растущим недоверием. Но, похоже, Пашинян решил идти до конца, даже если за это придется заплатить репутацией.

Есть в происходящем что-то неизбежное. Любая нация, которая долго жила в чужой тени, должна когда-то выйти на свет, даже если этот свет ослепляет. Для Армении этот момент наступил. Это не просто очередное уголовное дело, а момент истины. Если власть выдержит, если закон окажется сильнее старых привычек, то страна сделает шаг к независимости не только политической, но и ментальной. Если нет — все вернется на круги своя.

Гюмри сегодня — это поле боя за смысл. Между прошлым, где решения принимались в Москве, и будущим, где Армения решает сама. И когда в утренней прохладе над городом стоял шум полицейских сирен, а в коридорах мэрии звучали шаги спецназа, это был не просто арест мэра. Это был символ конца эпохи. Эпохи, где звонок в Кремль значил больше, чем закон. Эпохи, где вера служила политике, а власть — покровительству. Эпохи, которая уходит, вместе с карабахским кланом и реваншистами, хотя ее отголоски еще будут звучать долго.