Игорь Панкратенко: Азербайджан стал для Китая ключевым звеном Евразии ИНТЕРВЬЮ С ЭКСПЕРТОМ

В последние годы Центральная Азия превратилась из тихого постсоветского пространства в один из самых напряженных и ценных геополитических узлов мира. Регион, который долгие десятилетия оставался на периферии международного внимания, стремительно поднялся в мировой повестке. Интерес Запада растет, Китай укрепляет экономическое и политическое влияние, Турция и Азербайджан продвигают трансформацию транзитных маршрутов и идею ОТГ, а Россия, некогда доминирующая, вынуждена перестраивать свою стратегию в условиях новой многовекторности.

На этом фоне Центральная Азия становится местом пересечения и столкновения амбиций — от Вашингтона до Пекина, от Анкары до Москвы. Борьба за транспортные коридоры, энергетические ресурсы, участие в транснациональных проектах и попытки закрепиться в региональной архитектуре безопасности создают сложную мозаику интересов, в которой каждая страна стремится сыграть собственную партию.

Что происходит с позициями России в Центральной Азии? Сумеет ли Китай противостоять США как полноценный центр силы? Насколько устойчива внутренняя ситуация в самом Китае — и что означает серия громких чисток среди высшего командования? Почему Азербайджан становится для Пекина ключевым транспортно-логистическим узлом и как это меняет всю карту Евразии?

Обо всём этом в интервью Vesti.az рассказал известный востоковед, эксперт по Китаю и региональной политике Игорь Панкратенко.

- Геополитическая роль Китая в Центральной Азии заметно выросла. Растет и интерес к региону со стороны ЕС, США, а также Азербайджана и Турции, продвигающих ОТГ. На фоне такого внимания — каковы нынешние позиции России в Центральной Азии и куда они движутся?

- Вы задаете вопрос, который, если подойти к нему без ритуальных поклонов, упирается в самую суть современной геополитики. Позиция России в Центральной Азии сегодня — это не утрата былого доминирования, но и не сохранение статус-кво. Это сложный, порой мучительный переход от монопольного влияния к конкурентному лидерству в регионе, который сам почувствовал вкус многовекторности и научился мастерски ею пользоваться. Если раньше Центральная Азия воспринималась как предсказуемый тыл, то сегодня — это оживленный перекресток, где пересекаются интересы Китая с его экономическим весом, Турции и Азербайджана с их амбициозными транзитными проектами, и Запада, который ищет новые окна в эту дверь.

И в этих условиях Россия вынуждена играть совершенно иную партию. Это уже не «большая игра» в ее классическом понимании, а скорее прагматичный симбиоз, основанный на горьком, но трезвом реализме.

С одной стороны, Москва признает, что ее традиционные союзники будут активно работать с Пекином, Брюсселем и Анкарой — бороться с этим бессмысленно. Но с другой — она обладает набором уникальных, незыблемых козырей, которые не могут предложить другие игроки. Это безопасность, где ОДКБ и военное сотрудничество остаются последним аргументом в моменты кризисов, что было наглядно продемонстрировано в Казахстане. Это атомная энергетика, где Росатом — не просто подрядчик, а создатель критической инфраструктуры. И это, как ни крути, общее гуманитарное и культурное пространство, тот самый русский язык, который остается языком межнационального общения и социального лифта для миллионов.

Таким образом, развитие российских позиций движется в сторону интенсивной, точечной работы. Ставка делается не на интеграционные лозунги, а на выстраивание прочных, доверительных, почти персонализированных отношений с элитами каждой отдельной страны. Задача уже не в том, чтобы быть единственным, а в том, чтобы остаться незаменимым — критически важным партнером в тех сферах, где ее предложение по-прежнему не имеет альтернативы. И этот новый формат отношений, лишенный сантиментов и построенный на взаимной выгоде, оказывается куда более прочным, чем любое принудительное доминирование.

Сумеет ли реализовать этот формат Москва? Отдельный вопрос. Но совершенно ясно, что Россия не может игнорировать Центральную Азию, а Центральная Азия, при всей своей многовекторности, не может и не хочет полностью отказаться от России. В этом и заключается суть нового баланса — неуютного, конкурентного, но стабильного.

- Другой важный аспект — конкуренция США и Китая как геополитических центров. Насколько сегодня Пекин способен противостоять Вашингтону и выступать самостоятельным центром притяжения, учитывая замедление китайской экономики и ее проблемы?

- Оценивая, способен ли Пекин сегодня быть самостоятельным и конкурентоспособным центром притяжения, важно уйти от черно-белой логики холодной войны. Китай уже не просто бросает вызов США, он методично выстраивает параллельную, альтернативную экосистему влияния, основанную на иной философии. Это не попытка создать зеркальную копию американской гегемонии, а предложение миру модели «симбиоза, а не доминирования».

В основе этой модели — стратегический союз с Россией, который стал несущей конструкцией всего незападного полюса. Это не дружба против общего оппонента, а глубокая взаимодополняемость: российские ресурсы и транзитные возможности поддерживают китайскую экономическую экспансию, тогда как китайские технологии и инвестиции служат топливом для развития российского Дальнего Востока и Арктики. Их совместное продвижение финансовой инфраструктуры, независимой от доллара, а также форматов вроде ШОС и БРИКС — не протокольные жесты, а реальные инструменты переформатирования глобального управления.

При этом вы справедливо отмечаете замедление китайской экономики и её структурные проблемы. Но эти вызовы не отменяют существование китайского полюса силы — они лишь меняют траекторию его роста. Пекин делает ставку не на скоростную экспансию, а на устойчивость и углубление интеграции. Его привлекательность основана не на идеологических обещаниях, а на прагматичном предложении: масштабная инфраструктура, необременительные на первых этапах кредиты и отказ от вмешательства во внутренние дела. Для многих стран глобального Юга, уставших от политических условий Запада, это выглядит крайне убедительно.

Таким образом, Китай сегодня — это уже не «восходящая держава», а состоявшийся системный центр силы, чья мощь усиливается партнерством с Москвой. Его альтернативая модель, несмотря на внутренние противоречия, уже изменила глобальный ландшафт, сформировав реальный и притягательный полюс в условиях нового многополярного мира.

- Сейчас много говорят о внутриполитической ситуации в Китае, о чистках среди генералов и о том, что внутри партии растут вопросы к Си Цзиньпину и его курсу. Насколько сегодня стабильна политическая система Китая и какие процессы там развиваются?

- Ваш вопрос касается одного из самых деликатных и закрытых для внешнего наблюдения процессов. Внутриполитическую ситуацию в Китае можно описать как парадокс: внешняя демонстрация полной стабильности и контроля сочетается с интенсивной, порой турбулентной перетряской внутри самой элиты.

Официальный Пекин транслирует образ несокрушимого единства, ориентированного на долгосрочные цели — от следующей пятилетки до задач социалистической модернизации к 2035 году. Но за этим фасадом разворачивается масштабная кампания по зачистке и консолидации власти, самым ярким проявлением которой стали беспрецедентные чистки в высших эшелонах Народно-освободительной армии.

Отстранение таких фигур, как генерал Хэ Вэйдун — одного из наиболее влиятельных военных — это не рутинная антикоррупционная процедура, а хирургическая операция по устранению любых независимых центров влияния и укреплению личного контроля над силовым блоком. Эти процессы, одни из самых значительных за последние десятилетия, свидетельствуют не о слабости режима, а о его решимости любой ценой обеспечить вертикаль власти и пресечь малейшие потенциальные вызовы.

Таким образом, стабильность Китая — это не статичное состояние, а жёстко управляемое, динамичное напряжение, где прочность системы поддерживается постоянной ротацией элит и нарастающей авторитарностью управления.

- Азербайджан и Китай стали стратегическими партнерами. Насколько Азербайджан привлекателен для Китая как транспортно-логистический узел?

- Азербайджан действительно обладает высокой и постоянно растущей привлекательностью для Китая как ключевой транспортно-логистический узел. Это подтверждают не только официальные заявления, но и динамика конкретных проектов, а также статистика грузопотоков. Интерес Пекина к Баку определяется уникальным географическим положением Азербайджана, который выступает важнейшим звеном альтернативных маршрутов между Азией и Европой в рамках инициативы «Один пояс — один путь».

Роль Азербайджана как хаба хорошо иллюстрирует рост перевозок. В 2024 году через страну прошли 358 поездов Китай — Европа, а на 2025 год поставлена задача довести их количество до 450, с перспективой выхода на 1000 поездов ежегодно. По состоянию на сентябрь 2025 года через Баку уже проследовало более 300 китайских поездов с начала года. Такой темп стал возможен благодаря развитой инфраструктуре — глубоководному порту Алят, модернизированной железнодорожной сети и интеграции в инициативы вроде Среднего коридора (Транскаспийского маршрута).

Сотрудничество выходит далеко за рамки транзита. Крупные китайские логистические компании, такие как ModernWay, открывают в Баку дочерние структуры, фактически замыкая цепочки поставок из Китая и стран Центральной Азии и предлагая полный комплекс услуг. «Азербайджанские железные дороги» и порт Сиань подписали меморандум о взаимопонимании, предусматривающий развитие международных перевозок, цифровизацию логистики и модернизацию инфраструктуры. На фоне этого товарооборот между странами в 2024 году вырос на 20,7%, а в отдельные периоды фиксировался рост до 40%.

Перспективы укрепления роли Азербайджана как логистического моста выглядят устойчивыми. Планируемое открытие Зангезурского коридора, по оценкам экспертов, даст транзиту новый импульс, сократит сроки доставки и усилит конкурентоспособность всего Транскаспийского направления.

Таким образом, для Китая Азербайджан — это не просто транзитная территория, а стратегический, многоуровневый узел, обеспечивающий диверсификацию маршрутов, повышение надежности цепочек поставок и доступ к новым рынкам. Все это полностью соответствует долгосрочным экономическим и геополитическим интересам Пекина в Евразии.