Вы хотите, чтобы меня убили? вопрос Пашиняна и ответ Алиева Байрамов поделился сенсационными данными

На телеканале İTV вышел новый выпуск программы «Təmas Xətti», в которой министр иностранных дел Азербайджана Джейхун Байрамов подробно рассказал о ключевых эпизодах, скрытых дипломатических переговорах и важных деталях событий до и во время 44-дневной Отечественной войны.

Так, в самом начале интервью Байрамов рассказал о старте своей деятельности на посту министра иностранных дел. Напомним, это был июль 2020 года, ознаменовавшийся боями в Товузском направлении. 

«Чтобы понять общую картину, ту напряженность, которая витала в воздухе, разочарование, вызванное поведением Армении и армянского руководства, и причины всего этого, наверное, нужно сделать небольшой экскурс. Потому что всё это — часть одного процесса. Переговоры шли долго, и я считаю, что на определённом этапе этих переговоров вероятность достижения реального результата с бывшими армянскими лидерами была практически равна нулю. Приход Никола Пашиняна к власти в 2018 году дал определённые надежды. Это новый человек. Он не часть прежней команды. В отличие от бывших военных преступников, это не человек, запятнавший руки в крови азербайджанцев. В мае Никол Пашинян пришёл к власти, и первый контакт господина президента с Николом Пашиняном состоялся 28 сентября 2018 года в Душанбе — на саммите глав государств и правительств СНГ. Там состоялась незапланированная, неформальная встреча, которая длилась больше часа. 

Может возникнуть вопрос: «Ты тогда не был министром, откуда тебе это известно?» Но, как я сказал, всё это — части одной цепи событий. И я многократно был свидетелем обсуждений этой темы — как в ходе внутренних обсуждений, так и на открытых, и закрытых встречах господина президента с зарубежными делегациями. Там он подробно говорил о причинах сложившейся ситуации и о шагах, которые предпринимала азербайджанская сторона», — рассказал Д. Байрамов. 

Глава внешнеполитического ведомства отметил, что президент Алиев действительно представлял это как шанс, и со своей стороны демонстрировал готовность предпринять все необходимые шаги. В ходе той встречи президент Азербайджана, обращаясь к Пашиняну, сказал: «Мы должны решить этот вопрос. Так бесконечно продолжаться не может, мы это не примем. Можно здесь обсуждать, можно договариваться обо всём, но оккупированные территории Азербайджана должны быть освобождены». Первоначальная реакция Никола Пашиняна была достаточно конструктивной. Он сказал: «Я только пришёл, мне сложно, мне нужно определённое время. И я предприму все шаги, чтобы решить этот вопрос. Но у меня тоже есть сложности, в том числе напряжённость на границе, на линии соприкосновения. Идёт снайперская война. Со стороны вашей армии высокая активность. Если вы снизите эту активность, это очень поможет и мне». И прямо в Душанбе президент Алиев поручил Министерству обороны: по всем направлениям полная тишина, стабильность, и даже в случае нарушений с противоположной стороны — не отвечать сразу.

Была достигнута договорённость с Николом Пашиняном о создании «горячей линии» между странами. С армянской стороны был определён руководитель Службы национальной безопасности Артур Ванецян, с азербайджанской — глава Службы внешней разведки Орхан Султанов. И между ними в 2018 году была сформирована «горячая линия», в случае нарушений (режима прекращения огня – Ред.) они сразу вмешивались и снижали напряженность. Сам Никол Пашинян признал, что это был самый стабильный, самый спокойный период на границе. Это вселяло определенную надежду.

Далее Д. Байрамов напомнил, что 29 марта 2019 года при посредничестве сопредседателей Минской группы ОБСЕ в Вене прошла очередная встреча президента Азербайджана и премьер-министра Армении. Эта встреча состоялась примерно через шесть месяцев после первой — и на ней Никол Пашинян меняет свою позицию и тон. Он открыто заявляет, что не сможет и не будет решать вопрос (с Карабахом – Ред.), и даже приводит такую аргументацию, мол, если я это сделаю, меня убьют. И он задаёт президенту Алиеву риторический вопрос: «Вы хотите, чтобы меня убили?» В ответ президент Азербайджана сказал, что вообще не желает, чтобы кого-либо убивали. Но это никоим образом не может означать, что азербайджанские земли останутся под оккупацией.

«В 2018–2020 годах был подготовлен довольно объёмный документ о провокациях, которые совершались военным и политическим руководством Армении. И во время предвоенного периода, в дни самой войны мы во в ходе наших встреч делились этим документом с иностранными дипломатами, партнёрами. Встреча в Вене состоялась 29 марта, а 30 марта тогдашний министр обороны Армении Тоноян в США на встрече с армянской диаспорой заявил: «Новая война, новые территории». То есть это уже такой подход переговоров, что мы не будем уступать какие-то территории в обмен на статус или ради каких-то других уступок. 

5 августа 2019 года в Ханкенди Никол Пашинян произносит и вводит в оборот ту самую фразу «Карабах — это Армения, и точка». С 6 по 17 числа в Карабахе впервые в истории проходят всеармянские игры, и премьер в них участвует - на открытии и в других мероприятиях. Это проведение ещё одной красной черты. 10 июля 2020 года была обнародована новая концепция национальной безопасности Армении, и в ней закрепление итогов Первой Карабахской войны было объявлено частью национальной безопасности Армении. Далее 12–16 июля 2020 года — провокации в направлении Товуза. И сразу после этого — демонстративное награждение военнослужащих, участвовавших в той провокации, в том числе награждение тех военнослужащих, причастных к убийству генерала Полада Гашимова. А 23 июля премьер Армении выдвигает семь дополнительных условий в переговорном процессе. Все эти семь дополнительных условий были неприемлемы. Я, конечно, отмечу лишь одно из них: если Азербайджан вообще хочет обсуждать эту тему, он должен вести переговоры не с Арменией, а с так называемым «Нагорным Карабахом». Что это означает? Это означает разрушение многолетнего переговорного процесса. Напряжённость витала в воздухе. Было ясно, что это только вопрос времени. Все другие методы исчерпаны», — рассказал Д. Байрамов.

Далее министр иностранных дел Азербайджана рассказал о давлении на азербайджанскую дипломатию в дни Отечественной войны. 

«Если взять этот 44-дневный период как единый отрезок, то это был динамичный процесс. В первые дни давление и обращения были относительно сдержанными. Потому что в начале все думали, что это очередное нарушение режима прекращения огня на линии соприкосновения, и в течение нескольких дней ситуацию можно будет снова стабилизировать. Но по мере того, как шло время и особенно по мере того, как росли успехи азербайджанской армии, мы стали свидетелями геометрического роста вовлечения разных сил в этот процесс и усиления дипломатического и политического давления на Азербайджан. Конечно, тогда существовала сложившаяся система процесса — Минская группа и институт сопредседателей. Главную роль играл институт сопредседателей Минской группы. В течение долгих лет над этим процессом существовала монополия России, США и Франции. Поэтому 1 октября главы этих трёх государств сделали совместное заявление — о [необходимости] прекращения огня, остановке боевых действий и начале переговоров под эгидой Минской группы.

После этого было множество попыток. Телефонная дипломатия, организация встреч. Каждая из стран-сопредседателей предпринимала такую попытку и принимала у себя эти переговоры. Это московские переговоры 9–10 октября, переговоры в Вашингтоне 23–25 октября и 30 октября — переговоры в Женеве, но проходившие в постоянном представительстве Франции. Нам давались обещания: мы понимаем, что ситуация напряжённая, мы будем действовать очень активно, за короткое время удастся всё решить. Почему-то 30 лет это было невозможно решить, а теперь нам давали обещания: остановитесь, прекратите, переговоры будут идти в совершенно другом формате.
Рисков было много, потому что разные страны и разные лидеры использовали разную тактику. Кто-то делал ставку на дипломатическое давление: «Это нужно немедленно остановить». Кто-то переносил вопрос в международные организации. Были лидеры, которые открыто угрожали по телефону. Президент Франции совершил множество звонков с требованием: «Вы должны немедленно остановиться. Если этого не произойдёт, Франция признает Нагорный Карабах». Немедленно был получен ответ господина президента: «Вы можете это сделать, для нас это ничего не изменит. Можете быть уверены: сразу же все дипломатические отношения Азербайджана с Францией будут разорваны».

Во время 44-дневной Отечественной войны и затем с 2020-го по 2023 год было множество попыток вынести вопрос в Совет Безопасности ООН, и вопрос туда выносился. Это был очень опасный сценарий. Могла возникнуть совершенно новая реальность. Поэтому одним из приоритетов нашей дипломатии было не допустить этого ни при каких обстоятельствах. В то время главную роль играли сопредседатели Минской группы, и все переговоры проходили под их эгидой. За этот период сопредседатели организовали три раунда переговоров. У каждого из них были свои особенности. С точки зрения напряжённости, вероятно, встреча в Москве отличалась от остальных. Как бы тяжело ни было, даже к тяжёлой ситуации в какой-то момент привыкаешь. И к давлению тоже привыкаешь, хотя давление постоянно продолжало расти», — рассказал Д. Байрамов. 

Он напомнил, что первый телефонный разговор с президентов Азербайджана и России состоялся 7 октября. 

«Господин Президент [Ильхам Алиев] позвонил сам. Причина была в том, что 7 октября — день рождения президента России. И уже много лет существует такая традиция между президентами: в декабре президент Путин всегда поздравляет президента Ильхама Алиева. После первого контакта 7 октября уже 8 числа состоялся новый разговор, и, конечно, невозможно было не затронуть этот вопрос. Судя по всему, президент Путин, чтобы отделить эти две темы, 8 числа специально перезвонил уже по сути вопроса. Российская сторона настойчиво предлагала провести переговоры и отмечала важность достижения результата. 8 октября, когда мы были в Женеве, с нами связались из Баку и сообщили, что господин президент хочет поговорить, у него будут инструкции. В телефонном разговоре господин президент сказал, что достигнута договорённость — завтра, 9-го октября, в Москве должна пройти встреча по обсуждению этого вопроса. И что мы — я и заместитель министра — должны вылететь на эти переговоры. Естественно, он дал нам соответствующие указания и поручения.

Когда начались переговоры, интересный момент состоял в том — сейчас уже прошло пять лет, думаю, можно раскрыть некоторые детали. Министр иностранных дел России Лавров представил сторонам документ. Был предложен первоначальный проект документа. Мы взяли документ, посмотрели — он состоял всего из нескольких пунктов. Суть заключалась в том, что с 00:00 с 9-го на 10-е (октября), прекращаются все военные действия. На востоке линии соприкосновения предполагается размещение российских миротворческих сил и азербайджанской армии. На западной части линии соприкосновения — армянские вооружённые силы и, опять же, российские миротворцы. То есть уже в предложенном документе предусматривалось, что как только 9-го объявляется прекращение огня, немедленно — без каких-либо дополнительных условий, без вывода армянских военных, без освобождения каких-либо территорий — с обеих сторон размещаются российские миротворцы. 

У нас были совершенно другие инструкции от господина президента. Мы исходили из нашей позиции и поднимали совершенно иные вопросы. Мы готовы вести переговоры с Арменией: пусть армянская сторона представит график — когда они планируют выйти [вывести войска из оккупированных районов]. На это армянская сторона, министр Мнацаканян, начал выражать недовольство, мол, так быть не должно, Азербайджан должен вернуться к ситуации на 27 сентября, потому что они якобы не будут вести переговоры под давлением. Конечно, ответы на такие заявления давались легко: им напоминали, кто именно оккупировал эти территории», — сказал Д. Байрамов.

По его словам, между этими двумя позициями Россия занимала вроде бы более «нейтральную» линию: «Нет, отходить не нужно, останьтесь там, где стоите, но российские миротворцы должны находиться вместе с вами». И, конечно, были другие пункты: обмен военнопленными, возвращение тел погибших, и другие вопросы. 

«Переговоры длились несколько часов, и никаких сдвигов в позициях не было. Российская сторона настойчиво продолжала ту же линию. В определённый момент Лавров использовал такой приём. Он сказал: «Вы приехали из Женевы. Возможно, вы не полностью осведомлены о последних развитиях. Я полностью владею ситуацией, у меня все записи». Мол, позиция наша недостаточно конструктивна и предложение хорошее. Мы ответили: у нас есть конкретная позиция. Но мы понимаем, что нужно взять паузу и получить дополнительные инструкции. Они поддержали. Объявили перерыв и предложили соседнюю комнату для консультаций, чтобы мы могли связаться с Баку. Мы поблагодарили и сказали, что наше посольство недалеко, мы поедем туда и через час вернёмся.

Мы ушли в посольство. Интересный момент состоит в том, что армянская делегация никуда не ушла, осталась там, хотя заявляла, что ей тоже нужно связаться с Ереваном. Мы приехали в посольство, вышли на связь с Баку — по специальным каналам, естественно. Господин президент ещё раз повторил все свои инструкции, какие аргументы использовать — всё перечислил. И мы вернулись на переговоры. Когда мы вошли, вся российская и иностранная пресса уже ждала — ждала объявления решений.

Их первоначальное ожидание было, что прекращение огня уже будет объявлено ровно в 00:00. Но продвижения не было. Отмечу: во время переговоров президент Путин несколько раз звонил Лаврову. Когда звонил Путин, Лавров выходил. Когда звонил министр обороны Шойгу, он говорил прямо из той же комнаты, рядом с нами. Переговоры продолжались и после полуночи, и звонки продолжались. Всем стало ясно, что у нас есть чёткая позиция, и мы от неё не отступим. Мы предложили: если сегодня результат не достигается — не проблема. Остановим переговоры и завтра продолжим. Вопрос слишком серьёзный, мы готовы вести переговоры столько, сколько нужно. Но для них было критически важно получить результат именно в тот день», — рассказал глава МИД Азербайджана.

При этом Д. Байрамов подчеркнул интересный момент: пока азербайджанская делегация находилась в Москве, 9 октября появилось сообщение об освобождении Гадрута.

«Переговоры уже шли. В какой-то момент Фариз Рзаев (заместитель министра иностранных дел – Ред.) подошёл ко мне и сказал — поскольку я вёл переговоры и не мог проверять телефон — что господин президент обратился к народу Азербайджана: Гадрут освобождён. И примерно через 10–15 минут мы увидели у армянской делегации беспокойство. Мы увидели растерянность, и стало заметно их разочарование. То есть, естественно, эта информация дошла и до них. Это тоже был один из интересных моментов того дня. Мы использовали это как аргумент. Потому что, когда там Мнацаканян начинал говорить о формуле «5+2» и так далее, мы отвечали: посмотрите, формула «5+2» уже не работает. Потому что Джебраил освобождён, Гадрут освобождён. Он пытался вести себя уверенно и говорил, что это ещё ничего не значит, и в ближайшие дни мы услышим совсем другие новости. То есть он пытался использовать и такие аргументы. Переговоры шли очень напряжённо, и в итоге ближе к утру мы вышли на документ. Наверное, многие об этом уже забыли, но с точки зрения интересов Азербайджана это был документ, который полностью нас устраивал. Прежде всего, там прекращение огня называлось лишь гуманитарным перемирием. То есть речь не шла о полном прекращении огня. Гуманитарное перемирие — для обмена военнопленными и для вывоза тел с поля боя при участии Международного Комитета Красного Креста. Второй момент: не говорилось ни о миротворцах, ни о присутствии какой-либо третьей стороны. И здесь Лавров использовал аргумент: «Хорошо, вы это говорите, но как это обеспечить? Как контролировать ситуацию?» Интересный момент состоит в том, что господин президент заранее сказал нам: если будет такой аргумент, скажете — все сопредседательствующие страны являются космическими державами, у всех есть спутники, камеры, беспилотники — они и так всё видят, и смогут контролировать, кто нарушает режим. Мы использовали эти же аргументы. Насколько именно это подействовало — вопрос другой, но это была одна из запоминающихся деталей переговоров», — рассказал Д. Байрамов.

Глава дипломатического ведомства отметил, что параллельно предусматривалось восстановление переговоров под эгидой Минской группы. 

«И ещё очень важный момент, который тогда имел значение (сегодня это уже не имеет значения): сохранение неизменного формата переговоров. Этот момент был внесен по настоянию азербайджанской стороны. Почему? Потому что до войны Армения заявляла: если Азербайджан хочет говорить, пусть говорит с сепаратистами, мы здесь ни при чём. А фиксация неизменного формата означала, что Армения отступила от этой позиции и вновь признала себя стороной переговоров.

Переговоры продолжались до утра, и было достигнуто соглашение, что прекращение огня будет объявлено в 12:00. Как только переговоры завершились, мы сразу вылетели в Баку. В 12 часов, как известно, было объявлено перемирие. Не прошло и получаса, как перемирие было нарушено — боевые действия продолжились. Примерно через 13 часов после объявления перемирия, в ночь с 10 на 11 октября, около часа ночи, произошёл первый ракетный удар по Гяндже, где были убиты многочисленные мирные жители. После этого боевые действия ещё больше усилились», — сказал министр.

Он отметил ещё один важный момент - уже в контексте переговоров, проходивших 30 октября в постоянном представительстве Франции в Женеве.
«Нужно понимать общую ситуацию: 30 октября уже все понимают, что если всё продолжится так, как есть, то через несколько дней Азербайджан полностью освободит свою территорию. Ежедневно появляются новые сообщения. И снова во время переговоров мы настойчиво говорим: вы должны представить график. Другого выхода нет. Должен быть представлен график. И тут Мнацаканян использует такой аргумент. Он говорит: «Предположим теоретически, даже если мы обсуждаем это только теоретически, что мы представим вам график. Можете ли вы, со своей стороны, представить, что вы вернёте населённый пункт Гюлистан — бывший Шаумяновский район?»  Во время Первой Карабахской войны эта территория осталась под контролем Вооружённых сил Азербайджана и всё последующее время была населённым пунктом Гюлистан. Я сначала не понял, что он имел в виду. Представьте себе: 30 октября он говорит нам, что если мы дадим график вывода по районам Карабаха, вы вернёте нам Гюлистан? Тогда я подумал — нет, у них абсолютно неадекватное восприятие и понимание. И вспомнил известную шутку: армян можно победить в футболе, но доказать это невозможно. Именно такая неадекватная реакция была. Чем всё закончилось, мы это видели, но такие моменты остаются в памяти», — рассказал Д. Байрамов.

Министр иностранных дел коснулся и поддержки, которую получала наша страна в те дни. Он отметил, что в тот период для нас было важна не только какая-то особая поддержка. Уже одно лишь обращение к международному праву, к уважению территориальной целостности государств для Баку имело большое значение.

«Как я сказал, во время обсуждений в Совете Безопасности ООН в октябре 2020 года мы очень активно работали с государствами — членами Движения неприсоединения. И к счастью, в тот момент 7 из 15 членов Совбеза были странами Движения неприсоединения. И они поддержали нас. Благодаря их вмешательству было предотвращено несколько попыток, и не был принят ни один документ.

Я должен особо отметить один момент. При всём уважении ко всем другим государствам, мы всегда выражали им благодарность и продолжаем это делать: поддерживая их инициативы, голосуя за их кандидатуры, присоединяясь к их проектам — ничего не забывается. Но роль Турецкой Республики невозможно сравнить с какой-либо другой страной, в том числе на дипломатическом уровне. Поддержка Турции была однозначной, жёсткой и бесценной для нас. И вы знаете, что внешнюю политику каждой страны определяет её лидер. И постоянная поддержка президента Реджепа Тайипа Эрдогана, его заявления, его регулярные контакты с господином президентом, каждое его обращение в поддержку Азербайджана — это было незаменимо», — подчеркнул Д. Байрамов.

Он напомнил, что за 44 дня Мевлют Чавушоглу (тогдашний министр иностранных дел Турции – Ред.) пять раз посетил Азербайджан. Бывали визиты, когда он прилетал на два-три часа. Прилетал в 12 ночи, оставался на два-три часа и в 3–4 утра улетал обратно. Речь шла не о том, что он приезжал обсудить что-то, что невозможно сказать по телефону. Даже это само по себе было проявлением поддержки — демонстрацией того, что Турция рядом с Азербайджаном. Министр иностранных дел приезжал, находился здесь, давал необходимые сигналы.

«И я хочу отметить ещё один момент, возможно, об этом не знает азербайджанская общественность — я никогда не говорил об этом открыто. В те дни из Анкары был направлен единый приказ во все турецкие посольства: инструкции, поступающие из Баку, имеют силу инструкций, поступающих из Анкары. То есть всё, что Баку направляет, вы должны это выполнять. Конечно, существуют государственные правила, дипломатический этикет, государственная культура, и мы этого не делали. Мы не обращались напрямую ни в одно турецкое посольство. Если нам нужно было что-то сказать, мы передавали через Министерство иностранных дел Турции. Но сам факт передачи такого сигнала — это действительно уникальный случай в мировой дипломатии. И это был не просто разговор, а проявление настоящего братства на деле.

Господин президент использовал все возможности для формирования позиции. Его регулярные обращения к азербайджанскому обществу, к народу, и почти ежедневные интервью мировой прессе. Возможно, для тех, кто был внутри процесса, это было очевиднее. Но я уверен: если кто-то изучит эти выступления в динамике 44 дней, то увидит очень интересную корреляцию. Ни одно слово не было сказано случайно. Была чёткая линия: территории Азербайджана должны быть освобождены, нам должен быть представлен график, армянский военнослужащий не может оставаться на азербайджанской земле, и в достаточно жёсткой форме — что они должны «убраться» с нашей земли. Всё это было выстроено очень последовательно. Но иногда в интервью или в речи звучали и такие ссылки: да, на территории Азербайджана есть турецкие F-16. Они не участвуют в боевых действиях. Они на земле. Но если кто-то вмешается — эти самолеты поднимутся в воздух. То есть если проанализировать, какие контакты были в те дни — станет ясно, что эти слова были ответом и на конкретные попытки вмешательства. Это не были случайные заявления», — рассказал Д. Байрамов.

Он также напомнил о последних днях Отечественной войны, о процессах, происходивших в то время. Глава МИД Азербайджана подчеркнул, что ближе к 8 ноября Армения уже была готова принять условия Баку. Однако в Армении отказывались обсуждать вопрос города Шуша. 

«Позиция господина президента была абсолютно жёсткой и категоричной: без Шуши эта проблема быть решена не может. Шуша не является предметом переговоров. Поэтому, уже когда азербайджанский спецназ вошёл в Шушу, а зачистка города заняла почти два дня, Армения попыталась совершить контратаку. Азербайджанская общественность знает об этом. Но всё уже шло к завершению, и было ясно: после освобождения Шуши в большой картине почти не осталось нерешённых, размытых моментов. Хотя деталей было, конечно, очень много. Когда поступила новость об освобождении Шуши, это, безусловно, перевело дело в завершающую стадию. С восьмого числа начались очень интенсивные контакты, а с утра девятого переговоры шли вплоть до ночи. И тут я хочу отметить, что ход переговоров и их детали обсуждали напрямую два президента. Господин президент напрямую общался с президентом Путиным по ключевым вопросам. Затем всё это оформлялось на бумаге через министерства иностранных дел. Эти материалы представлялись президентам, затем следовал следующий телефонный разговор. В тот день состоялось множество телефонных контактов.

С позиции 2025 года, с этой призмы, 8 и 9 ноября 2020 года выглядят совсем иначе. Я перечислю пункты, которые господин президент добился включить в итоговые переговоры. Первое и главное — конкретные сроки выхода армянской армии из трёх районов: Кяльбаджар, Лачин, Агдам. Второе — срок действия Трехстороннего заявления. Первоначально предлагалось, чтобы срок не был указан. Но это было принято, и второе — механизм, будет ли этот срок продлеваться в будущем или нет.

Ещё один принципиальный момент — параллельное осуществление ввода российских миротворцев на территорию и вывода армянских вооружённых формирований. И использованная там терминология — речь шла не о «вооружённых силах Армении», а именно об «армянских вооружённых силах», чтобы впоследствии нельзя было использовать какие-то юридические словесные ловушки. И в последующий период, в 2020–2023 годах, хотя армяне и не выполнили это в полном объёме, это стало для нас серьёзным аргументом. Мы повсюду ссылались на то, что Трёхстороннее заявление нарушается. Вы взяли на себя эти обязательства. Четвёртый пункт прямо записан: параллельно с размещением российских миротворцев осуществляется вывод армянских вооружённых формирований. Это был чрезвычайно важный вопрос. Указание точного количества российских миротворцев, наличие у них каких-либо видов вооружения — при этом очень чётко было прописано, что речь идёт только о лёгком стрелковом оружии», — рассказал министр.

Он отметил, что была учтена позиция Баку в целом по вопросу коммуникаций, и отдельно — по обеспечению беспрепятственного сообщения между западными регионами Азербайджана и Нахчыванской Автономной Республикой. То есть результатом одних суток интенсивных переговоров стало всё то, что было достигнуто. Благодаря этому у Баку появились возможности для широкой интерпретации.

Что касается мониторингового центра в Агдаме, то министр подчеркнул, что все в тот день прекрасно понимали, что речь идёт о турецко-российском мониторинговом центре. Все это понимали, принимали — это было согласовано. Просто в самом тексте документа это было указано как «мониторинговый центр», а договорённость заключалась в том, что в течение суток Россия и Турция подпишут взаимное соглашение по этому вопросу. Эта договорённость также была достигнута.

Вопрос ширины «Лачинского коридора». По словам Д. Байрамова, тема «Лачинского коридора» — один из самых важных элементов переговорного процесса, который обсуждался десятилетиями. И когда обсуждалась ширина коридора, на стол всегда выносились куда более широкие территории. Установление ширины «коридора» в 5 километров означало многократное сокращение первоначального предложения. 

Следующий важный момент — строительство альтернативной дороги в короткий срок и возврат города Лачин. Это тоже было внесено в документ. То есть именно эти пункты и стали основой действий, которые обеспечили возврат города Лачин в 2022 году.

Министр коснулся и мучившего в те дни азербайджанское общество вопроса о том, что если мы побеждаем, то почему не довели дело до конца? То есть, почему флаг Азербайджана ещё не поднят в Ханкенди? 

«Но дальнейшие процессы показали, что это было единственно верное решение в тот момент. Не буду скрывать: если бы я сказал, что мы все были на 100% уверены, что всё произойдёт именно так, как мы планировали, — это было бы неправдой. У каждого из нас была определённая тревога. Но честно и открыто могу сказать: во всех наших внутренних обсуждениях, в бесчисленных совещаниях мы ни разу, даже на долю процента, не почувствовали хоть малейшее сомнение у господина президента. Ни единого намёка на колебание. Уверенность была абсолютной — что всё будет так, как должен был быть, и что мы добьёмся всего, чего хотим. Этот человек был настолько уверен, настолько спокоен, что эта уверенность невольно передавалась всем, кто был вокруг. Но именно в тот момент — принятие этого решения — можно с полной уверенностью сказать: оно застраховало нас от огромных рисков. Оно спасло нас от потенциально масштабных катастроф.

Позвольте привести несколько сценариев. Первый: да, армянская армия была ослаблена. Да, наша армия имела абсолютное превосходство. Но одновременно — уже был ноябрь. Представьте: даже если отбросить Агдамское направление, которое и так было одним из самых заминированных, даже если условно его исключить, то есть же Кяльбаджар, Лачин. Мы все знаем их рельеф, географию, дороги. Это территории, граничащие непосредственно с Арменией. Их оборону можно было организовать прямо с территории Армении. И если бы ты должен был отвечать, ты был бы вынужден наносить удары по территории Армении. Армения — член ОДКБ. Риски были огромные. Сколько дополнительных потерь мы могли бы понести? Это военная сторона. И с точки зрения человеческих ресурсов — какие бы последствия это нам принесло?

Второй момент: представьте, что мы дошли до конца, и допустим — теоретически — мы не соглашаемся на миротворцев. Вы представляете, какие обвинения обрушились бы на нас со всего мира? «Этническая чистка», «геноцид». Могли бы быть организованы провокации. И организованы теми, кому это выгодно. Нет третьей стороны, нет наблюдателей. Столько опасных сценариев было предотвращено благодаря этому соглашению. И дальнейшие события доказали, что это было единственно правильное и точное решение в тот момент.

Есть факт, который невозможно забыть. Шла очень напряжённая работа над текстом соглашения. Уже был вечер, и всё подходило к завершению. С утра — непрерывные контакты, звонки президента, инструкции, мы работаем над текстом, отправляем российской стороне, они присылают обратно с правками. Уже вечер. Я сидел над текстом, заместитель министра Фариз Рзаев вносил изменения в компьютер. Позвонил правительственный телефон. Я взял трубку. Это позвонил тогдашний командующий Военно-воздушными силами Рамиз Тагиров. Он сказал, что министр обороны Азербайджана в курсе, но я понимаю — на нём в тот момент лежало огромное количество задач. Потому что наступала ночь с девятого на десятое — это не просто объявить прекращение огня. Это нужно организовать. Идут боевые действия. Остановить войну — на словах легко, но на деле это совсем другое. Министр обороны занимался этим. И он сказал: по поручению министра я вам звоню — произошёл инцидент. Какой инцидент? В направлении Нахчывана был сбит вертолёт. Когда пришла первая информация, я понял, что это неприятная новость, но всё же — идёт война, ещё не объявлено прекращение огня, вертолёт сбит — подобные эпизоды в ходе войны случаются. Он сказал: это произошло недалеко от нашей границы, над территорией Армении. Но и это ещё не создавало полной картины — мы знали, что ранее угрозы нам создавали объекты на армянской территории, в том числе С-300 были уничтожены там же. То есть это не было чем-то абсолютно новым.

Затем стала поступать более точная информация: вертолёт принадлежит российской военной базе. Это российский вертолёт. Пилоты — граждане России. Это, конечно, проблема. Серьёзная проблема. И нужно доложить господину президенту. Немедленно запросили телефонный разговор с ним. Связь была установлена примерно через пять—семь минут. Я хорошо это помню. Господин президент уже был в курсе. Я хочу сказать о его реакции. Он узнал эту информацию буквально за минуту или две до нашего звонка. У кого-то могли возникнуть мысли: давайте уточним у военных, давайте подождём, не будем спешить, разберёмся. Но господин президент сразу сказал: «Да, я в курсе. Немедленно подготовьте заявление». И примерно через 30–40 минут заявление было опубликовано. Оно всем доступно, каждый может посмотреть.

И последовательность тезисов в заявлении соответствовала последовательности, которую господин президент продиктовал: причины инцидента, продолжающиеся боевые действия, тот факт, что вертолёт никогда не летал по этому маршруту, трагическая случайность, извинения, компенсация — и всё остальное. И обратите внимание: когда мы уже сделали наше официальное заявление, от российской стороны ещё не было ни одного публичного сообщения о сбитом вертолёте. Возможно, на базе у них информация уже была, возможно, они проводили собственное расследование. Но в российской прессе, в целом, по поводу самого факта происшествия — не было ни единой публикации. А Министерство иностранных дел Азербайджана, от имени азербайджанского государства, без малейшей задержки, без каких-либо дополнительных манёвров или попыток что-то скрыть, разъяснило ситуацию, принесло извинения, выразило соболезнования и заявило о готовности выплатить компенсацию. Я это говорю потому, что это показывает драматизм тех дней и поведение Азербайджана в той ситуации», — резюмировал Д. Байрамов.