Женевский разворот: как Европа и Украина сорвали кремлевский ультиматум ВЗГЛЯД

Как после темной ночи неизбежно наступает утро и солнце снова поднимается над горизонтом, так и вчерашний день в Женеве, где проходили тяжелые американо-украинские переговоры по ультимативному и явно пророссийскому плану Дональда Трампа — документу с жесткими условиями и нереалистичными сроками для Киева, составленному, судя по духу и формулировкам, словно под диктовку Кремля, — начал рассеивать мрачные настроения последних суток и давать надежду на возможный разворот ситуации.

Неожиданно советник по национальной безопасности и госсекретарь США Марко Рубио, выйдя в середине экстренных консультаций с украинской и европейской сторонами, заявил о «примирении позиций» и отметил наличие реального прогресса.

«Сегодняшняя встреча была очень значимой, возможно, лучшей за весь этот процесс», — подчеркнул Рубио. Главный переговорщик Зеленского Андрей Ермак подтвердил сдержанную оптимистичность: «Мы движемся к справедливому и прочному миру».

Рубио даже анонсировал визит Владимира Зеленского в Вашингтон для встречи с Дональдом Трампом и согласования окончательного варианта документа. Более того, он допустил перенос крайнего срока подписания — с жестко обозначенного 27 ноября на более поздний срок — и фактически снял пугающий для Киева вопрос о возможном прекращении доступа к американской поддержке.

Произошедшее составляет разительный контраст с атмосферой зловещего ультиматума, нависшей после встречи в Киеве на прошлой неделе. Тогда министр армии США Дэн Дрисколл представил тот самый план из 28 пунктов — настолько односторонний и удобный Москве, что выглядел как «список пожеланий России», щедро приправленный экономическими бонусами для окружения Трампа. Как язвительно отмечал The Economist, журналисты загрузили текст в систему искусственного интеллекта, и она определила, что документ, вероятно, был «переведен с русского».

Конечно, было бы наивно ожидать полномасштабный пересмотр плана, который, по сути, узаконивал ряд российских требований, и уж тем более — приведение всех его 28 пунктов в соответствие международному праву. Но благодаря настойчивым усилиям Рубио, а также жесткому и публичному сопротивлению европейских столиц, отказавшихся мириться с пунктами об ограничении украинских вооруженных сил и фактической фиксации территориальных потерь, рамка дискуссии была возвращена из квазисделки под российский диктат — обратно в нормальное дипломатическое русло, где Украина и Европа выступают не наблюдателями, а полноправными участниками.

Как отмечает Reuters, США и Украина объявили о подготовке «обновленной и доработанной» версии мирного соглашения.

«Новая версия включает усиленные гарантии безопасности, и украинская делегация заявила, что документ отражает их национальные интересы», — цитирует агентство заявление Белого дома.

Европейский план, представленный параллельно, требует немедленного и безусловного прекращения огня — что фактически замораживает линию фронта на текущих позициях. Контроль за соблюдением перемирия, согласно проекту, должны осуществлять США и европейские партнеры, что существенно ограничивает возможности Москвы для маневра.

Как утверждает The Telegraph, Украина получит «надежные, юридически обязывающие гарантии безопасности, включая гарантии от США, для предотвращения будущей агрессии». Это, по сути, означает попытку создать альтернативу заблокированному членству в НАТО — юридический механизм, который должен стать для Украины внешним контуром защиты до момента окончательного политического урегулирования.

Чего ждать от встречи Трамп–Зеленский?

Визит Владимира Зеленского в Вашингтон — если он действительно состоится в обозначенные Рубио сроки — станет ключевым моментом всей нынешней дипломатической дуги. Парадокс в том, что именно Трамп, соавтор жесткого ультиматума, сейчас вынужден демонстрировать гибкость. На него давят сразу три фактора.

Во-первых, европейский демарш: публичный отказ Парижа, Берлина и Лондона принимать пункты, которые ставят под сомнение суверенитет Украины, уже стал ударом по репутационной конструкции Трампа как «миротворца». Игнорировать союзников, без которых ни один план не будет работать, он не может.

Во-вторых, внутриамериканская политика. Слишком очевидное навязывание Киеву выгодных Москве условий превращает Трампа в заложника обвинений в «сговоре» — токсичной темы даже для его электората. Рубио явно отыгрывает эту линию, возвращая план в легальное поле и придавая ему хоть какую-то институциональную форму.

В-третьих, позиция Зеленского. Несмотря на давление, Киев не продемонстрировал готовности подписать капитуляцию. Демонстративная сдержанность украинской делегации в Женеве, заявления Ермака и поддержка Европы создают Зеленскому предметную базу для торга с Трампом — и Трамп это понимает.

Поэтому встреча, если состоится, пройдет под знаком коррекции первоначального плана. От Зеленского будут ждать ограниченной гибкости, от Трампа — демонстрации лидерства и способности «привести всех к миру». Вероятнее всего, итогом станет рамочное заявление, в котором США и Украина объявят о «согласовании принципов» будущего соглашения, без окончательных деталей.

То есть Трамп попытается продать миру картинку успеха, а реальное содержание продолжит дорабатываться уже экспертами и дипломатами.

Примет ли Путин доработанный вариант?

Здесь ситуация намного сложнее. Москва последние месяцы активно продвигала тезис, что переговоры могут идти только по ее условиям — и только с Соединенными Штатами. Появление европейского плана, усиление роли Украины и откат ультимативных положений автоматически подрывают логическую конструкцию Кремля.

Для Путина новая версия соглашения станет одновременно и шансом, и унижением.

Почему шанс?

Любые переговоры фиксируют нынешнюю линию фронта — то есть фактически признают территориальные изменения; замораживание конфликта снижает давление на российскую армию после провалов в Курской и Харьковской областях; Москва получает возможность восстановить боеспособность и адаптировать экономику под долгую войну.

Почему унижение?

Юридически обязательные гарантии безопасности Украине, прежде всего со стороны США, фактически перечеркивают любую концепцию «демилитаризованной Украины». Возвращение Киева в переговорный процесс означает, что Москва утрачивает статус единственного субъекта, способного оказывать давление на Вашингтон. А любые формулировки о недопустимости изменения границ силой становятся прямым вызовом кремлевскому нарративу.

Именно поэтому Москва, по всей вероятности, выберет тактику затяжного согласования, избегая открытого отказа. Кремль будет стремиться растянуть процесс, удерживая войну «на минимальном огне»; добиваться смягчения отдельных пунктов; играть на разногласиях между США и европейскими столицами; а также пытаться вернуть Уиткоффа и Дмитриева в центр формирующейся архитектуры переговоров.

Ждать прямого согласия со стороны Путина в ближайшие недели не приходится. Однако и демонстративный выход из диалога маловероятен: опасаясь новых американских санкций, Москва будет стремиться сохранить видимость контроля над ситуацией и рациональности своих действий.

Вывод

Женевская развязка показала главное: попытка Вашингтона и Москвы продавить Украине ультиматум натолкнулась на сопротивление Европы и самой Украины. Рубио, неожиданно для многих, выступил не как механическое продолжение воли Трампа, а как архитектор компромисса, вернувший переговорный процесс в правовое поле и минимизировавший угрозу украинской капитуляции.

Встреча Зеленского и Трампа может стать поворотной: она даст США возможность сохранить лицо, а Украине — выиграть время и заручиться гарантиями безопасности. Новый формат не идеален, но он уже не является диктатом Кремля.

Путин же окажется перед выбором: либо принять рамку, в которой Украина не лишается субъектности, либо попытаться вновь сорвать процесс — рискуя остаться в дипломатической изоляции и столкнуться с усилением западной поддержки Киева.

Пока тенденция одна: дипломатическая инициатива постепенно уходит из рук тех, кто хотел решить судьбу Украины без Украины. И Женевский день, начавшийся в атмосфере давления и ультиматумов, закончился впервые за долгое время ощущением, что историю можно повернуть не силой, а договоренностями, в которых у всех сторон есть голос.

И, может быть, именно в этом — главный парадокс и главный символ Женевы. Там, где еще вчера скрипели механизмы ультиматума, сегодня вновь слышен живой голос дипломатии. Там, где хотели поставить точку, вновь появляется запятая. И если этот процесс удастся довести до конца, то в истории останется не план, писанный чьей-то тяжелой рукой, а тот редкий момент, когда мир, уставший от войн, все-таки выбрал не капитуляцию слабейшего, а поиск решения, в котором у каждого есть право на будущее. Украина впервые за долгое время вышла из комнаты переговоров не под давлением, а с ощущением, что ее слышат. И это уже событие.