Партия и лично товарищ Сталин требуют от нас ясности и твердости о вечном

В 1929 году «проклятый тосканец» Курцио Малапарте - еще недавний фашист, уже отвергнутый режимом и находящийся в состоянии идеологического брожения, которое вскоре приведет его к коммунистическому лагерю, приезжает в СССР и задает разным людям один и тот же вопрос: что они думают об одном из руководителей Октябрьской революции Льве Троцком, который к тому моменту утратил власть и был отправлен в эмиграцию.

В своей книге «Техника государственного переворота» Малапарте отмечает, что в Советском Союзе официально насаждалась крайне негативная оценка Троцкого, разработанная лично Сталиным. И тут же добавляет: несмотря на это, в Москве и Ленинграде ему встречались люди, которые отзывались о Троцком весьма положительно.

Что привело Курцио Малапарте в Советский Союз?

Самый резкий и непримиримый отзыв, по признанию Малапарте, он услышал от мадам Ольги Каменевой - жены одного из ленинских сподвижников Льва Каменева, которая не только полностью воспроизвела, но и подробно обосновывала сталинскую версию.

«Учитывая, - пишет Малапарте, - что Ольга Каменева была родной сестрой Льва Троцкого, это не могло не поражать».

Едва ли столь жесткая позиция Ольги Каменевой по отношению к собственному брату объяснялась одним только страхом, который в 1929 году еще не был всеохватным и тотальным. Ольга могла бы просто не ответить на вопрос Малапарте. А потому, этот эпизод демонстрирует нечто другое - эффект многомесячной, целенаправленной государственной пропаганды и ее способность убеждать, ломать и перенастраивать сознание людей. Сила этой пропаганды была столь велика, что разделяла не только посторонних людей, но и раскалывала изнутри целые семьи.

Люди склонны верить тому, что слышат часто - на этом держится любая пропагандистская система. И хотя мысль о том, что «тысячу раз повторенная ложь становится правдой» приписывают Геббельсу, впервые она прозвучала еще в XVIII веке, у французского писателя и дипломата Рене де Шатобриана.

Ответ сестры Троцкого - жены Каменева поразил фашиста

У Фазиля Искандера есть рассказ под названием «Оладьи тридцать седьмого года». В нем с почти документальной точностью показано, как общественная атмосфера, политическая истерия и навязанная логика сталинского времени вторгаются в быт и семейные отношения.

Исчезает одна из двенадцати оладий, приготовленных матерью. Она начинает допрашивать маленького сына: «Ты съел оладью?» Ребенок отвечает, что нет. И действительно, он ее не ел. Но мать не отступает. Она раздражается, усиливает нажим, постепенно превращая разговор в допрос. В конце концов ребенок, чтобы успокоить маму, признается: да, я съел эту оладью. Хотя он ее не ел. Тогда мать восклицает: «Ты настоящий троцкист! Сейчас судят троцкистов, и они так же, как ты путаются в ответах. Прокурор спрашивает их: вы встречались со шпионами и диверсантами? Они отвечают: да, встречались. Так вы признаете свою антисоветскую деятельность? Нет, не признаем. Где же честность, где логика?»

Ребенок убегает во двор играть в футбол и вскоре забывает о произошедшем. Проходит время. Сестра зовет его домой. Оладья нашлась: ее утащила мышь и успела съесть половину. Мальчик надеется, что мать успокоилась и, возможно, даже извинится. Но он видит рассерженную женщину, сидящую, обхватив голову руками. И слышит новый монолог:

«Раз ты не брал оладью, ты должен был держаться правды и только правды, - причитает мать. - Под любыми пытками надо говорить правду. А ты, как гнилой интеллигент, начал выкручиваться: съел, но не брал. Человек обязан говорить только правду».

Искандер писал не о конкретном 1937 годе, он писал о механизме

Ну, а дальше следует финальный монолог матери в форме окончательного приговора:

«И надо же, благодаря мышке я узнала настоящую правду, которую не могла вытянуть из тебя. Ты не понимаешь, в какое время мы живем. Партия и лично товарищ Сталин требуют от нас ясности и твердости. А ты доказал, что не способен ни на то, ни на другое».

Фраза «ты не понимаешь, в какое время мы живем» — это лейтмотив рассказа. И если кто-то с иронией скажет, что Искандер имел в виду лишь травму 1937 года и массовые репрессии как исторический эпизод, он ошибется. Те, кто замыкает смысл этого текста в рамках одной даты, обманывают, прежде всего, самих себя.

Искандер писал не о конкретном 1937 годе, он писал о механизме. О том, как социальная атмосфера и пропагандистская машина доходят до кухни, вмешиваются в семейные разговоры, деформируют логику, подменяют нравственные ориентиры. Речь идет не только о сталинском - о любом времени.

Лишь аскеты могли бы остаться вне давления эпохи. Но и их почти не осталось. Сегодня даже от аскетов требуют регистрацию, удостоверение личности и оплату коммунальных услуг.

Этим рассказом Фазиль Искандер предлагает простой и точный метод диагностики эпохи. Не нужны социологические опросы, эксперименты или аналитические доклады. Достаточно прислушаться к разговорам в семьях, к страхам и наставлениям родителей, к тому, что считается допустимым, а что - опасным. И портрет времени проявится во всей своей полноте.

Не нужны официальные речи и лозунги. Диагноз эпохи написан на лицах людей и в интонациях их повседневных разговоров. Чтобы его прочитать, достаточно внимательно всмотреться в любые внутрисемейные страхи и надежды.