Владислав Иноземцев: Россия будет воевать, пока жив Путин ИНТЕРВЬЮ

Российская экономика больше не растет, но и не падает — она застыла в состоянии затяжной стагнации. Несмотря на это, Кремль продолжает направлять основные ресурсы на ведение войны, игнорируя как внутренние социальные запросы, так и принципы цивилизованной дипломатии в отношениях с зарубежными партнерами.

О том, что на самом деле происходит с экономикой России, насколько реальна угроза рецессии, каковы сравнительные ресурсы Украины и России в затянувшемся конфликте, а также о состоянии российско-азербайджанских отношений и миграционной политике Москвы в интервью Vesti.az рассказал профессор экономики, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев.

– Что можно сказать о состоянии российской экономики за последние месяцы? Появлялись сообщения о том, что страна вошла в рецессию. Насколько это соответствует действительности?

– О каком именно сообщении идет речь?

– Я имею в виду информацию о начале рецессии, но подтвердить ее достоверность пока не могу.

– Смотрите, я бы сказал так: в рецессию экономика, очевидно, не вошла. Здесь важно понимать следующее: когда мы говорим о росте или падении, мы обычно сравниваем один квартал, полугодие или год с аналогичным периодом прошлого года. То есть, условно говоря, сравниваем первый квартал 2025 года с первым кварталом 2024-го.

Если отталкиваться от такого подхода, рост пока сохраняется. Но сейчас в фокусе обсуждения — слабый старт текущего года. Это действительно так: первый квартал 2025 года показал определенное снижение, хотя и не до конца подтвержденное, по сравнению с четвертым кварталом 2024 года.

Но надо учитывать, что четвертый квартал прошлого года был очень сильным — правительство потратило огромные средства в конце года, вбросив их и в военную сферу, и в банковскую систему в виде компенсаций по процентным ставкам и других субсидий. Это и обеспечило тогдашний резкий рост.

На этом фоне начало 2025 года, конечно, выглядит слабее — есть небольшой «минус» по сравнению с концом 2024-го. Но, чтобы говорить о рецессии, нужно подождать хотя бы еще пару кварталов и посмотреть, что будет, например, в третьем.

Мой прогноз: по итогам года экономика покажет небольшой рост — в пределах 1–1,5%. То есть фаза активного роста, наблюдавшаяся в 2022–2024 годах, завершилась. Сейчас мы вошли в период стагнации. Экономика, скорее всего, будет топтаться на месте — и в этом, и в следующем году.

Но надо понимать, что Россия уже привыкла жить в таком состоянии. После 2014 года, после аннексии Крыма, страна фактически вошла в длительный период стагнации, когда реальные доходы населения почти не росли. С 2014 по 2020 год экономика практически стояла, но это не вызвало политических потрясений.

Поэтому я думаю, что даже нынешняя стагнация — нулевой рост, отсутствие повышения благосостояния — не создает реальных угроз для режима. Деньги на войну они будут находить, как находили раньше. И рассчитывать на то, что экономические сложности подтолкнут их к мирным переговорам, не приходится.

Но да, экономика будет стоять на месте — это самый вероятный сценарий, на мой взгляд.

– Хорошо, но как это будет влиять на военные действия?

– Никак.

– Будут воевать дальше?

– Да, однозначно. Я бы сказал так: здесь есть ключевая развилка. Она заключается в следующем.

С момента начала войны, с 2022 года, Путин постоянно увеличивает военные расходы. Причем увеличивает их очень сильно — и идет навстречу практически всем запросам со стороны силовиков. Приходят, говорят: нужно еще — он отвечает: пожалуйста, будет еще. И так — из года в год.

В этом году, по официальному бюджету, на войну заложено 13,5 триллиона рублей. Но на деле — сумма больше. Есть значительные траты по региональным программам, по закрытым статьям, другим направлениям. Я думаю, реально речь идет о 14, может быть, даже 15 триллионах в год. Это колоссальная цифра.

Для сравнения: в 2021 году военные расходы составляли около 4 триллионов. То есть рост — почти в 3,5 раза. И, конечно, никакая экономика выдерживать такое бесконечно не может.

Но она, как ни странно, адаптируется. Каждый год — к новому, более высокому уровню нагрузки. Самое важное — в 2025 году военные расходы впервые существенно превысили все доходы от нефтегаза. Такого не было никогда. Даже близко.

Это вызывает тревогу — и внутри системы в том числе. Потому что фактически вся прибыль от экспорта, от нефтегазовой торговли, идет исключительно на войну.

Такой режим может какое-то время сохраняться. Но увеличить расходы еще — невозможно. Вот в чем суть. Это и есть мой основной тезис, который я озвучил еще в конце прошлого года: уровень расходов, достигнутый в 2025 году — это потолок.

То, что мы увидели на Петербургском экономическом форуме — когда звучат осторожные реплики, что "расходы слишком высокие", "экономика не выдерживает", "начнется рецессия" — это, по сути, сигнал Путину. Послание: «Дорогой, мы больше тратить не можем».

Экономические ведомства, Минфин, налоговики — они пока готовы обслуживать текущий уровень: собирать налоги, поддерживать производство, обеспечивать армию. Это — да. На таком уровне — еще год, два, может, три.

Но если ты захочешь поднять расходы еще — еще на треть, как это делалось в прошлые годы — экономика просто рухнет.

Поэтому вопрос не в том, можно ли продолжать войну. Вопрос в другом: можно ли увеличивать расходы дальше? Нет, нельзя. На нынешнем уровне — да, это может продолжаться еще долго. Вот так я это вижу.

– Владислав, с чем связан этот дисбаланс между доходами и расходами? Это результат снижения доходов от продажи нефти и газа, или же дело в резком росте военных затрат? Где именно произошел перекос — со стороны поступлений или со стороны трат?

– Военные расходы выросли слишком сильно — вот в чем основная причина. Сейчас на Западе часто говорят, что по сравнению с 2022 годом российские нефтегазовые доходы сократились почти вдвое. Возможно, это и так.

Но надо понимать: 2022 год был аномальным. Тогда Россия получила колоссальные сверхдоходы — порядка 100 миллиардов долларов, если не больше, — просто за счет рекордно высоких цен на нефть и газ. Такого не было ни до, ни после.

Если же сравнивать текущие поступления от нефтегаза с 2020 или 2021 годом — то разница не такая уж и большая. Например, по сравнению с 2021-м они снизились всего на 9%. И что? В 2021 году экономика чувствовала себя нормально, бюджет был сбалансирован, даже с профицитом.

То есть проблема не в том, что Россия не может жить с нынешними доходами от нефтегаза. Может — и жила. Проблема в том, что расходы на войну выросли с 5 до 15 триллионов рублей.

Вот и весь дисбаланс. Экономический блок это прекрасно понимает: если бы расходы на оборону остались на уровне 2021 года, никакой проблемы с бюджетом сейчас бы не было.

– Но все-таки нужно отметить: из-за санкций, особенно повторных, у России возникли серьезные трудности с доступом к технологиям. Насколько Китаю удалось компенсировать эти потери? Способен ли он закрыть эти технологические пробелы?

– Не способен, и здесь все довольно просто. Пока Россия сотрудничала с Западом, ее технологическое развитие строилось на прямых инвестициях, на передаче технологий, на строительстве современных производств. Западные компании создавали в России заводы, запускали выпуск автомобилей, оборудования, химической продукции — то есть происходила реальная индустриализация с опорой на внешние технологии.

Китай такого не делает и делать не будет. Его модель — совершенно иная. Он инвестирует либо в развитие собственных технологий у себя дома, как это происходит в США и Европе, либо в доступ к природным ресурсам за рубежом. Но Китай принципиально не вкладывается в промышленное производство в других странах — особенно если речь не идет о стратегическом интересе.

Так что в плане технологического развития Россия будет только деградировать. Да, она может закупать готовую китайскую продукцию — и уже закупает: 90% смартфонов, 90% компьютеров, 100% телекоммуникационного оборудования — все китайское.

Как потребительский рынок — да, Россия еще может какое-то время существовать. Но как технологическая держава — будет постепенно откатываться назад. Отставание от Запада будет только расти. Это уже происходит — и это, увы, факт.

– С приходом Дональда Трампа к власти с начала этого года наметился определенный диалог, появился тренд на деэскалацию в украинском конфликте. Но почему, несмотря на это, Россия продолжает усиливать бомбардировки?

– Потому что Путин ожидал от Трампа большего. Он думал, что Трамп заставит Украину принять все его условия — признание оккупации, отказ от НАТО, демилитаризацию.
Но Трамп понял, что надавить на Киев невозможно. Украина не готова капитулировать. И тогда Путин отказался от любых компромиссов. Думаю, он просчитался.
Теперь война будет продолжаться. А учитывая эскалацию, Трамп, в итоге, может вообще пойти на увеличение помощи Украине. И все это затянется — на год, два, а то и дольше.

– Каков тогда финал этой войны? Сколько еще Украина может держаться? И сколько продержится Россия?

– Россия будет воевать, пока жив Путин. Я это говорил с самого начала. Украина — это вопрос поставок. Если ей дадут технику, ракеты, стратегические бомбардировщики — Россия не удержится. Уже сейчас украинские дроны бьют по заводам по всей стране.
Украина доминирует технологически. Если бы ей дали хотя бы половину того, что США бросили в Афганистане, все бы давно изменилось. У России техника — советская, ее мало, авиацию заменить нечем. Со снарядами — не проблема, но это не главное.
Все зависит от качества помощи. Если Запад даст серьезное оружие, Украина сможет переломить ситуацию. Война на истощение в итоге сыграет против Москвы.

– Вы, наверное, следите за напряженностью между Баку и Москвой. Хотелось бы услышать вашу оценку: что сейчас происходит в российско-азербайджанских отношениях?

– Россия полностью сошла с ума в поведении с партнерами. Она хамит всем, кроме тех, от кого зависит — условно говоря, Китай или Трамп.
После инцидента с азербайджанским самолетом Москва вела себя отвратительно: ни извинений, ни компенсаций, зато море лжи. Похоже, хотели, чтобы самолет упал в море — чтобы никто ничего не нашел.
Потом начались задержания в Екатеринбурге. Возможно, это была местная самодеятельность, но методы — типично путинские. Людей унизили, потом отпустили без объяснений и извинений.
Теперь Москва вроде бы откатывается назад, но делает это без реальных шагов. Это их обычный стиль — навредить, а потом притвориться, что ничего не было.

– В Европе растут антиэмигрантские настроения. Но в России ситуация вроде бы иная: нет пособий, ощущается дефицит рабочей силы. На что вообще направлена ее миграционная политика?

– Я не знаю. Происхождение мигрантов из постсоветских стран уже никого не волнует. Главное отличие от Европы в том, что в России мигранты работают. Они действительно приносят пользу. Но при этом многим не нравится, что русские города становятся все больше похожи на азиатские деревни.
Власти это понимают, включается популизм. А силовики, в свою очередь, начали "бороться" с мигрантами просто для того, чтобы выжимать из них деньги — патенты, поборы, коррупция.
Это чистый бюрократический бизнес. Без всякой идеи, без цели. Безопасности он не добавляет. Все больше людей не приезжают, а уезжают. И эту тенденцию уже не остановить.