Иранский режим шатался еще до войны с Израилем что будет дальше? АНАЛИТИКА

Иранский режим, конечно, может устоять, но в стране имеют место мощные антиправительственные настроения.

Иногда со стороны публицистов, которые пишут о современном Иране, можно встретить такие комментарии: «Те, кто призывает народ Ирана «свергнуть режим верховного лидера», не понимают, в чем заключается проблема и в какой сложной ситуации вынуждена действовать иранская оппозиция... Иран не является партийной, военной или персоналистской диктатурой. Он - конституционная теократическая республика во главе с  выборным пожизненным монархом (т.н. - рахбаром), который, одновременно, является главой духовенства. Оппозиция не может требовать проведения выборов, потому что выборы всех органов власти регулярно происходят, причем выборы вполне конкурентные, часто - с непредсказуемым результатом».

Данная точка зрения любопытна тем, что, во-первых, она широко распространена, а во-вторых - ее сторонники слышали что-то о формальном устройстве Исламской республики Иран, но не знают, как оно на самом деле работает.

Начнем с того, что рахбар (сегодня - Али Хаменеи), у которого примерно 9\10 всей власти, не избирается пожизненно. Его выбирает специальный орган государственной власти, Совет экспертов. Он состоит из 88 муджтахидов, избираемых населением на восьмилетний срок. Просто  Хаменеи всюду расставил своих сторонников и 36 лет его никто не беспокоил на его посту. Именно верховному лидеру подчиняются все силовые структуры, которыми он руководит через Совет нацбезопасности. Кроме того, он может вмешиваться в решение любого вопроса, будь то экономика, законодательство или внешняя политика, и решать его по своему усмотрению.

Парламент в Иране на фоне верховного лидера — почти декоративный орган, хотя депутаты занимаются местными вопросами в своих округах. Выборный президент — не более чем руководитель экономического блока правительства, своего рода начальник логистики при всесильном верховном лидере, как говорил бывший президент Махмуд Хатами, или «слабый премьер-министр при всемогущем авторитарном правителе», по оценке российского ираниста Владимира Сажина.

Выборы парламента и президента в Иране действительно проводятся раз в несколько лет. Однако при этом связанные с верховным лидером структуры отсеивают кандидатов, которые им не нравятся. Этим отсевом занимается еще один специальный орган, Совет стражей конституции, примерно похожий по функциям на Конституционный суд. Он состоит из 12 членов, 6 из которых (представители духовенства) назначаются высшим руководителем, а другие 6 (юристы) — парламентом (меджлисом). Совет стражей утверждает (либо не утверждает) кандидатов на ключевые посты в стране, в том числе президента, депутатов парламента, членов совета экспертов и министров правительства. На практике, этот орган тоже находится в руках рахбара, который может снять с выборов кого угодно. Кроме того, на выборы гонят миллионы бюджетников, которые голосуют за того, за кого надо.

Если к этому добавить, что силы безопасности режима бросают в тюрьмы всех, кто открыто критикует систему, становится ясно, как она устроена на самом деле. Более того, выборы уже фальсифицировались в 2009 году, что спровоцировало массовые протесты, вошедшие в историю как «Зеленая революция». Позже, перед выборами предпоследнего президента Эбрахима Раиси, структуры, подконтрольные рахбару, просто сняли с гонки почти всех из примерно 600 претендентов, оставив лишь нескольких малоизвестных фигур, чтобы ничто не помешало избранию назначенца верховного лидера. Такая модель выборов президента мало чем отличается от того, как монарх формально утверждает своего экономического советника.

Отсюда, между прочим, и падение  интереса к выборам, куда приходит в настоящее время менее половины избирателей (даже с учетом бюджетников – авт.). Естественно, что это само по себе ставит под сомнение легитимность системы в глазах как большинства иранцев, так и оппозиции.

Казалось бы, у этого правила есть исключение — нынешний президент Ирана Масуд Пезешкиан. Он представляет так называемую реформаторскую или либерально-демократическую фракцию режима — группу, которая признает власть рахбара и основы иранской системы, но выступает за сотрудничество с Западом и внутренние реформы, способные усилить роль президента и парламента. Кроме того, Пезешкиан поддерживает тесные связи с азербайджанскими региональными лоббистами и во многом обязан своей победе голосам иранских азербайджанцев. Рахбар допустил его к досрочным президентским выборам 2024 года, где он стал единственным кандидатом-реформатором и выиграл второй тур с результатом более 53 % голосов — правда, даже по официальным данным, явка не превысила половины избирателей. Возникает вопрос: почему Пезешкиана все-таки пустили на выборы и позволили ему победить?

Причина связана с растущей нестабильностью режима, который постепенно теряет легитимность. По мере того, как иранцы утрачивают интерес к выборам, в стране усиливаются протесты.

Согласно данным социологов чаще всего протестуют наиболее густонаселенные регионы,  которые либо воздерживаются от участия в выборах, либо голосуют за рефоматоров. Чем меньше иранцы интересуются выборами, тем больше растут внесистемные настроения. Раз в несколько лет в Иране происходят массовые протесты, бунты и восстания, в которых участвуют рабочий класс, студенты и этнические меньшинства. То вспыхивают мощные нелегальные забастовки, организованные без участия профсоюзов — тайными группами и собраниями трудовых коллективов, в которых участвуют сотни тысяч рабочих нефтехимической отрасли или водителей-дальнобойщиков (одна из таких забастовок завершилась всего за несколько дней до начала ирано-израильской войны). То поднимаются восстания и массовые протесты азербайджанцев, курдов и белуджей или студенческие волнения в столице.

При инфляции в 40 процентов, стремительном росте цен на продукты и топливо, прогрессирующей бедности (70 процентов населения живут на грани или за чертой бедности) и недовольстве регионов тем, что их ресурсы перераспределяются в пользу Тегерана и фарсоязычных провинций, режим балансирует на грани краха. Дополняют картину разрушающая экономику коррупция и американские санкции.

Стоит помнить, что азербайджанцев, которые составляют от 30 до 40 процентов 90-миллионного населения Ирана, трудно назвать национальным меньшинством — они являются одним из краеугольных элементов иранского общества. Власти вынуждены в определенной мере учитывать их интересы. Пезешкиан — не просто азербайджанец по происхождению: он говорит с заметным азербайджанским акцентом и поддерживает тесные связи с региональными азербайджанскими лоббистами.

Верховному лидеру необходимо было что-то предпринять, иначе он рисковал столкнуться и с рабочими советами, способными захватить фабрики под самоуправление — как это уже произошло в 1978–1979 годах (забастовки в будущем вполне могут привести к такому же исходу), — и с региональными этническими восстаниями. Пезешкиана допустили до выборов потому, что он пользовался доверием у части реформаторски настроенных граждан и значительной части многочисленной азербайджанской общины. Кроме того, он рассматривался как удобная фигура для переговоров с США по ядерной сделке. Но в любом случае решение о его допуске к выборам было исключительно прерогативой верховного лидера.

В целом же современный Иран все больше становится похож на шахский  Иран, т.е. на абсолютную наследственную монархию. Дело в том, что верховный лидер, Али Хаменеи, продвигает на смену себе своего сына. Моджтаба Хаменеи рассматривается сегодня многими как преемник. И, как шутят в Иране, рахбар решил «короновать своего сына чалмой», т.е. головным убором аятоллы.

В этом смысле любопытно, что многие представители иранской оппозиции являются сторонниками  возвращения шаха из династии Пехлеви (разумеется, они говорят о «конституционной монархии», но вы сами понимаете... – авт.). Не все оппозиционеры - монархисты, но то, что сегодня происходит между властью и оппозицией, можно назвать состязанием двух династий, Пехлеви и Хаменеи. Впрочем, оппозиция к этому не сводится, она многообразна, в ней есть и монархисты, и либеральные демократы, и  курдские  автономисты, и социалисты, и даже сторонники власти непартийных рабочих советов («рэтекоммунисты»).

У всех этих людей совершенно разные мнения о будущем страны и региона. И оно совершенно непредсказуемо, полагает  иранский эксперт Арья Захеди. Правда, внутри Ирана  эти группировки очень слабы из-за эффективных действий сил безопасности. Речь скорее идет о настроениях в ходе спонтанных протестов, нежели об организованных группах. Но важное преимущество монархистов заключается  в том, что они обладают ТВ-каналами, действующими из-за границы. Захеди отмечает растущую популярность сторонников Пехлеви.

Здесь хотелось бы процитировать одного из ведущих российских иранистов Владимира Сажина. Он отмечает, что,  «как говорят сами иранцы, режим поддерживают не больше 30 процентов населения. Семьдесят процентов если и не выступают активно против, то, как минимум, критически относятся к нему по многим причинам. Это и политические, и экономические, и социальные, и этнические причины. Персов в Иране чуть больше 50 процентов, а остальные - это другие национальности... Взрыв может произойти. Не только Нетаньяху заявлял о необходимости революции, но и сын свергнутого шаха Реза Кир Пехлеви, который живет в Соединенных Штатах и возглавляет одну из оппозиционных иранских группировок за границей, тоже в пятницу говорил о том, что необходимо убрать это руководство, которое фактически выступает против иранского народа. Поэтому положение сложное».

Эксперт также отмечает, что в конце 2022-го — начале 2023-го в Иране вспыхнули масштабные общенациональные протесты, которые серьезно пошатнули устои режима. Все началось с убийства курдянки Махсы Амини, обвиненной в неправильном ношении хиджаба, а затем вылилось в мощное антиправительственное движение. Тогда власти сумели подавить протесты, но лишь загнали тлеющий уголек под землю. По мнению Сажина, стоит лишь подуть ветру — и пламя опять возгорится.

Сторонники режима могут надеяться, что в условиях израильских ударов население Ирана сплотится вокруг национального флага. Мол, хорош он или плох — верховный лидер все равно «свой», а враги напали извне. Теоретически такой сценарий возможен. Однако, как показывают сообщения из Ирана, реакция общества на происходящее весьма неоднородна. Сторонники власти действительно консолидируются, но по ночам многие иранцы, следуя давней традиции, выкрикивают из окон антиправительственные лозунги. Часть людей пребывает в растерянности и шоке. Что возобладает в иранском обществе — единение вокруг режима или протестный потенциал — покажет время.