Мехтиев, ПНФА, Мусават. Падение масок и разоблачение сети ОБЗОР от Эльчина Алыоглу

Автор: Эльчин Алыоглу, директор Baku Network

Я пишу этот текст с одним намерением: разорвать словесную паутину, которой кто-то долго пытался окутать правду. Мне не интересны красивые легенды о честности власти или оппозиции - мне интересна документальная правда, та, что можно положить на стол и спросить: "Где ваши доказательства?" Я буду жесток в выражениях и беспощаден в аналитике - но только там, где на руках у общества лежат факты, официальные документы и публичные сообщения, которые нельзя проигнорировать.

... Да, именно так - Рамиз Мехтиев - человек из тех, кого в политических анналах подписывают как "серый кардинал": длительная карьера при двух эпохах, близость к вершинам власти, способность управлять нитями, которые для остальных видны лишь в виде пересекающихся тёмных линий. Он занимал ключевые посты в президентской администрации; ему доверяли - и это доверие стоило ему и страны, и ему самому репутационных дивидендов. Но недавние события поставили многое под другой ракурс: против него выдвинуты тяжелейшие обвинения, и он оказался под домашним арестом в рамках уголовного дела, которое в общественном понимании звучит как "дело о попытке захвата власти и госизмене".

Напомню, что 14 октября этого года Служба безопасности инициировала расследование, в результате которого Рамиз Мехтиев был помещен под домашний арест. Ему предъявлены обвинения, в которых фигурируют формулировки вроде действий, направленных на захват государственной власти, высокая измена и отмывание денег в крупных размерах. Это не "публичные сплетни", а формализованное следственное действие с официальными правовыми квалификациями, которые несут крайние санкции в Уголовном кодексе.

Когда против человека такого калибра выдвигаются такие обвинения - общественный интерес обязует: либо это конец карьеры, либо начало политической борьбы с применением уголовного права как инструмента. Ни тот, ни другой сценарий не приемлем, если в основе - не прозрачные следственные действия с публичной отчетностью. Государство должно действовать открыто, с доказательной базой, а общество - требовать объяснений. Здесь нет места ни сраму, ни забвению.

Для читателя, далёкого от закулисной политики, фраза "захват власти" звучит как сюжет шпионского романа. Но в политической практике это вполне конкретные механизмы: создание параллельных структур, формирование "переходных органов", попытки легитимировать новые центры влияния в условиях политического вакуума. В нашей истории были примеры, когда политические проекты сознательно применяли инструменты информационного давления вместе с финансовыми вливаниями извне для получения внутренних дивидендов. Более того: общественные организации и фонды из-за рубежа действительно работали в регионе и финансировали проекты гражданского общества - это публичная реальность, отраженная в отчетах самих фондов. Но одно дело - поддержка гражданских инициатив, и совсем другое - трансформация помощи в инструмент внешнего вмешательства. По официальным годовым отчетам крупные организации, такие как National Endowment for Democracy, перечисляют сотни миллионов долларов на поддержку проектов по всему миру; это документировано и открыто. Вопрос здесь не в том, что фонды существуют - а в том, как именно используются полученные ресурсы и кто за ними стоит.

Я не стану утверждать, что каждое иностранное финансирование автоматически означает заговор. Но я требую от тех, кто рвет на себе рубашку вназидание "демократии", честного ответа: какие проекты, какие отчеты, какие конечные результаты? Без прозрачности любая грантовая сетка превращается в паутину, в которой легко прятать политическую деятельность.

Я требую от оппозиции одного простого этоса: честности. Хватит играть в театры морального превосходства на крови тех, кто платил за восстановление справедливости.

Слово "пятая колонна" часто используют для страховой драматизации - и это оправдано: реальная угроза - сочетание внутренней неразберихи и внешней заинтересованности. В арсенале тех, кто хочет раскачать лодку, есть несколько инструментов: финансирование несистемных НКО, поддержка провокационных митингов, информационная кампания в медиа, подготовка юридических оснований для дискредитации институтов власти. В истории постсоветских стран мы видели, как эти инструменты применялись по отдельности или в комплексе. Государство, обязано предпринимать ответные шаги - но в рамках закона и с соблюдением правового процесса. Вот в этом ключе важно отличать правовое расследование и кампанию по политической дискредитации.

Нельзя отрицать, что иностранные институты, в том числе NED и подобные, публично декларируют цель "поддержки демократических институтов". Это их мандат, это их публичное лицо. Но когда гранты превращаются в топливо для уличных акций, когда "гражданские инициативы" становятся каналом для политического давления - тогда разговор о национальной безопасности должен быть не риторическим, а практческим. И на этом поле мы обязаны требовать отчётности: конкретные суммы, адресаты, результаты проектов, аудит. Только прозрачность убирает поле для спекуляций.

История знает множество примеров, когда "мирные" кампании заканчивались не миром, а хаосом. Создание легитимности через уличный протест, когда он подкреплен иностранным финансированием и наставничеством, - удобный рецепт для дестабилизации. Это не фантазия конспиролога, это уроки из практики ряда постсоветских государств и стран Ближнего Востока. Следовательно, задача государства - защитить институты, не дав внешней и внутренней агрессии перерасти в эрозию суверенитета.

Но есть и другой урок: государство, пытаясь "перекрутить гайки" всему подряд, рискует потерять доверие общества. Поэтому единственно верный путь - прозрачное уголовное преследование при наличии доказательств и независимый суд. Никаких "нейтрализаций" вне закона; никакого сурового кара предыдущих эпох. Только доказательства, только открытые слушания, только публичные вердикты. Если вы, уважаемые читатели, ждете кровавого театра - вы его не дождётесь. Я требую законности от власти так же, как требую наказания для тех, кто предаёт страну.

... Все таки можно сжать портрет в четыре слова: власть, влияние, контроль, падение. Но это слишком щадяще. История Рамиза Мехтиева - это не просто биография чиновника. Это хроника эпохи, в которой власть превращалась в систему координат, а влияние - в единицу измерения успеха. Он был архитектором скрытых вертикалей, картографом невидимых потоков. Его перо в Академии наук двигалось так же уверенно, как подписи под кадровыми решениями, определявшими судьбы целых поколений.

Долгие годы его фигура воспринималась как часть политического ландшафта - настолько привычная, что перестала вызывать удивление. В каждом ведомстве, в каждом кабинете находилась тень, падавшая от его стола. Но власть, даже самая рационально устроенная, подчиняется закону энтропии - она рано или поздно рассыпается, если становится самоцелью.

История Мехтиева - это не просто судебное досье. Это зеркало, в котором отражаются десятилетия азербайджанской бюрократии - с её блеском и изъянами, с интеллектом и интригами, с величием и усталостью от самой себя. И если это зеркало сегодня треснуло - вопрос не в том, кто бросил камень. Вопрос в том, что именно оно отразило.

Механизм влияния Рамиза Мехтиева был выстроен с математической точностью. Он превратил аппарат власти в сеть зеркал, где каждый отражал его волю. Лояльность ценилась выше таланта, страх заменял мотивацию, а аппарат стал системой замкнутой циркуляции власти - без воздуха и выхода.

Через академию он легализовал идеологию контроля, через кадровые назначения - закреплял монополию на интерпретацию прошлого. Вся структура напоминала шахматную доску: фигуры двигались только по его правилам, а каждый, кто делал самостоятельный ход, исчезал с поля.

Теперь следствие разбирает эти механизмы, словно археолог раскопки старого города. И чем глубже копают, тем яснее видно: за фасадом учёного стоял архитектор системы, где знание служило власти, а власть подчиняла себе знание.

Этот процесс - не месть и не расплата. Это акт хирургической правды, когда из ткани власти вырезают те участки, где клетки перестали выполнять свою функцию. Так работает иммунитет государства. И, возможно, впервые за долгие годы общество получит шанс увидеть, что даже самые прочные конструкции рушатся, когда из фундамента вымывают совесть.

А  ПНФА и "Мусават" - это не просто партии прошлого. Это осколки эпохи, которые так и не смогли перестроиться после краха романтической оппозиции 1990-х. Их лидерство сегодня - рудимент, основанный не на идеях, а на старом политическом капитализме, где внимание Запада стоит дороже, чем доверие собственного народа.

Когда-то, в начале 90-х, ПНФА шла под лозунгами национального возрождения. Тогда это имело смысл: страна только вставала на ноги, искала идею, формировала идентичность. Но с тех пор многое изменилось - кроме их риторики. За три десятилетия, пока Азербайджан восстанавливал экономику, укреплял армию, возвращал авторитет на мировой арене, эти партии застряли в 1992 году, продолжая говорить на языке обид и фобий. Они не создали ни одного работающего социального проекта, ни одной реальной программы развития, ни одного института, способного жить без грантовых вливаний.

Сегодня ПНФА и "Мусават" не просто утратили электорат - они утратили доверие народа, превратившись в инструмент внешнего давления. Их нынешняя функция - быть "внутренним эхом" внешней критики. Когда в Брюсселе или Париже звучат очередные обвинения против Баку, всегда находится кто-то из "оппозиционеров", кто в тот же день повторяет те же тезисы. Это не совпадение - это отлаженная система.

Параллель очевидна: именно так работали структуры, разрушившие Сербию в начале 2000-х - движение "Отпор", финансируемое через USAID и NED. Та же схема использовалась в Грузии, Украине, Киргизии. Одни и те же консультанты, одни и те же курсы "по ненасильственному сопротивлению", одни и те же лозунги о "демократическом переходе".

Только разница в том, что в Азербайджане эти технологии не сработали. Здесь люди видели, что "бархатные революции" не приносят свободы - они приносят хаос, коррупцию и зависимость от внешних кредиторов. Но ПНФА и "Мусават" остались носителями именно этой идеологии - "революции ради грантов".

Финансовые следы этих партий давно видны в европейских отчетах. Например, Фонд "Открытое общество" (структура Сороса) финансировал проекты, связанные с "медиа-инициативами гражданского контроля" - где под видом обучения журналистов фактически формировали сеть информационного влияния. Несколько бывших сотрудников этих программ позднее стали советниками лидеров ПНФА и "Мусават". Национальный фонд демократии (NED) упоминал в своих годовых отчетах "поддержку демократических платформ Южного Кавказа" - в документах за 2017-2021 годы прямо указаны гранты на "укрепление оппозиционных коалиций".

За фасадом красивых слов о "демократии" и "поддержке гражданского общества" часто прячется совсем иная реальность - особенно когда речь заходит о политике бывших администраций США в отношении Азербайджана. Всё это - не конспирология, а система намёков, документов, визитов и грантов, за которыми читается чужой сценарий. Байден, Обама, Блинкен, Саманта Пауэр - разные эпохи, разные лица, но общий почерк: мягкая риторика, за которой скрыт инструмент давления.

Когда Барак Обама запускал программу "нового партнёрства с мусульманским миром", Азербайджан был отмечен как "пример успешной модернизации". Но этот комплимент быстро сменился настороженностью - как только стало ясно, что Баку не собирается плясать под вашингтонскую дудку. Тогда началась долгая игра - игра в гранты, фонды, и так называемое развитие институтов гражданского общества. National Endowment for Democracy (NED) стал главной площадкой для аккуратного финансирования тех, кто называл себя активистами, но действовал по чужой методичке. Их проекты касались "прозрачности", "медиа-свободы", "борьбы с коррупцией" - звучало благородно, но суть была в другом: формирование параллельного общественного слоя, лояльного не государству, а грантодателю.

NED действовал как опытный хирург - вскрывая ткани общества и вводя туда инъекции под видом витаминов. Вместо диалога - контроль. Вместо равноправия - опека. Через сеть подконтрольных НПО и медиа создавалась инфраструктура идеологического влияния, где каждый пост, каждый видеоролик был кирпичом в конструкции "внутреннего недовольства". Баку видел: это не помощь, а хорошо замаскированная попытка создать механизм давления.

С приходом администрации Байдена всё стало ещё прямолинейнее. Государственный секретарь Энтони Блинкен сделал ставку на стратегию "ценностного сдерживания" Азербайджана. Его публичные обращения и закрытые меморандумы, утечки которых просачивались в западную прессу, демонстрировали двойной стандарт: требование к Баку быть "открытым и демократичным", в то время как к союзникам США - Израилю или Армении - таких требований никто не предъявлял. В этот момент Азербайджан понял, что его не учат демократии - его приучают к послушанию.

Саманта Пауэр, возглавившая USAID, добавила к этой политике эмоциональный лоск. Она говорила о "правах женщин", "гуманитарных миссиях" и "свободе прессы", но за мягкими фразами чувствовалась жёсткая геополитика. Визиты Пауэр в Иреван, программы USAID в Армении, проекты по "укреплению региональной стабильности" - всё это воспринималось как попытка построить коридор влияния, проходящий через Грузию и Армению, но минующий Азербайджан. В Баку это видели ясно: цветы, которые приносила Саманта Пауэр, пахли политикой, а не гуманизмом.

USAID и NED в тандеме стали не просто грантовыми структурами, а инструментами управляемого хаоса. Они финансировали журналистов и активистов, которые в своих публикациях создавали картину "несвободного Азербайджана". В западных отчётах появлялись шаблонные формулировки - "рост авторитаризма", "преследование независимых СМИ". Всё это - нарратив, выстроенный по кальке, где сценаристы сидят не в Баку, а в вашингтонских кабинетах.

Но Азербайджан, в отличие от многих постсоветских стран, оказался не тем полем, где можно безнаказанно сеять чужие семена. Государство быстро распознало архитектуру грантового давления и перекрыло её источники. Решение приостановить сотрудничество с USAID стало политическим манифестом - заявлением о суверенитете. "Мы готовы к партнёрству, но не к опеке" - так можно было бы описать этот шаг.

Байденовская администрация не скрывала раздражения. На дипломатическом языке это выражалось фразами вроде "озабоченность" и "приглашаем к диалогу", но за ними стояли вполне конкретные раздражители - энергетическая независимость Баку, его союз с Турцией, растущее влияние в Центральной Азии. Именно эти факторы сделали Азербайджан неудобным партнёром. Вашингтон не любит тех, кто думает самостоятельно.

Всё это - часть более широкой истории. Американская внешняя политика с начала XXI века превратилась в систему "демократического неоколониализма": под лозунгом поддержки прав и свобод создаются зоны политического влияния, в которых местные элиты постепенно утрачивают субъектность. NED - не фонд, а ключ к идеологическому управлению. USAID - не агентство развития, а лаборатория мягких переворотов. Блинкен и Пауэр - не просто чиновники, а режиссёры спектакля, где гранты заменяют штыки, а слова - ракеты.

Азербайджан не позволил сыграть с собой эту пьесу до конца. Его отказ участвовать в "эксперименте демократии под присмотром" стал вызовом, который в Вашингтоне не забыли. Но этот отказ сделал страну самостоятельным игроком - государством, которое видит западную помощь не как благодеяние, а как инструмент влияния.

В истории XXI века останется простая мораль: в политике нет альтруизма. Есть только интерес, замаскированный под заботу. И если Азербайджан смог увидеть, что под блестящей оболочкой демократии скрыт холодный расчёт, значит, он действительно стал взрослым государством. Потому что зрелость нации начинается с умения различать - где свет, а где прожектор, направленный прямо в глаза, чтобы ослепить.

Другая, куда более опасная грань - политическое манипулирование памятью о войне. После Победы в 2020 году ни один представитель этих структур не признал национальный подвиг. Наоборот - звучали тезисы, будто война "не завершена", будто "режим использует победу для укрепления власти". Это - не просто политическая глупость, это сознательная делегитимация самой идеи государственности. Именно так действовала армянская оппозиция в 2016 году, когда пыталась свалить поражение на "некомпетентное руководство", чтобы сохранить старые коррупционные связи. И теперь азербайджанская "оппозиция" копирует тот же сценарий.

Победа 2020 года - стратегический перелом в истории страны. Кто бы что ни говорил про условия и цену, результат очевиден: значительная часть наших территорий была возвращена под контроль. И в этот момент особенно опасен феномен, когда политические игроки, вместо того чтобы консолидировать общество, выбрали риторику, способную посеять сомнение. Публичная критика - вещь необходимая и полезная для любого здорового общества; но есть критика конструктивая и критика, цель которой - обесценивание самой победы, демонстративное игнорирование тяжёлой работы армии и народа ради наживы политических очков.

ПНФА и Мусават как политические силы в ряде случаев в публичных выступлениях использовали формулировки, которые могли быть восприняты как попытки поставить под вопрос итоги войны и легитимность послевоенных решений. Это зафиксировано в ряде интервью, социальных сетях и публикациях; мониторинг политического дискурса фиксирует такие тренды - и это объективный материал для аналитики. В условиях, когда общество пережило травму и одновременно триумф, подобная риторика - не просто оппозиционная стратегема, это потенциально - катализатор раскола. Необходимо понимать: критика, направленная на улучшение институций и исправление ошибок, - это инструмент государства; критика, которая подрывает сам факт победы и унижает память погибших, становится орудием внешнего влияния. По наблюдениям мониторингов и международных отчетов, пространство для оппозиционной активности в стране сокращается именно из-за реакции на подобные случаи и из-за консервативной политики безопасности.

Но самое мерзкое - это использование памяти павших как политического инструмента. Они не были на фронте, не хоронили сыновей и братьев, не восстанавливали разрушенные села, - но именно они позволяют себе рассуждать, "стоило ли того". Это не оппозиция - это моральный паразитизм.

Контакты лидеров ПНФА с иностранными дипломатами - отдельная тема. За последние годы фиксировались как минимум восемь встреч с представителями западных фондов и посольств, проводимых без уведомления государственных органов. Формально - это "частные встречи", фактически - политические консультации. В 2023 году один из руководителей "Мусават" участвовал в конференции в Берлине, организованной германским Фондом Генриха Бёлля. В повестке значилось: "перспективы демократических реформ в постконфликтных регионах". То есть обсуждали Азербайджан, но без участия азербайджанских официальных лиц.

Те, кто так поступает, утратили право называться национальной оппозицией. Национальная оппозиция - это те, кто спорит с властью, но стоит на стороне страны. А ПНФА и "Мусават" сегодня спорят с Азербайджаном. Их борьба давно не за свободу, а за гранты, визы и покровительство западных кураторов.

Пора перестать воспринимать их как часть политического спектра. Это не идеологические соперники - это идейные коллаборационисты. Их стратегия - разрушение доверия к государству изнутри, под видом правозащитной риторики. Их тактика - дискредитация армии, традиций, национальных символов. Их цель - внушить обществу чувство вины за собственную победу.

А теперь - факты. В 2024 году одна из аффилированных структур ПНФА получила грант в 90 тысяч евро от бельгийского офиса "Civil Rights Defenders" на "продвижение свободы выражения". Почти половина суммы была направлена не на журналистские проекты, а на "экспертные консультации" - то есть оплату выступлений в западных СМИ. В тех самых СМИ, которые называют Карабах "спорным регионом".

Так рождается цепочка зависимости: деньги → тезисы → информационные атаки → политическая дестабилизация. И именно поэтому требование прозрачности - не каприз, а необходимость. Если вы заявляете, что служите народу, покажите отчеты, источники финансирования, тексты соглашений. Пусть общество само решит, кто из вас оппозиционер, а кто - подрядчик внешних центров влияния.

История Азербайджана слишком дорога, чтобы отдавать её в руки тех, кто ради пары тысяч евро готов вычеркнуть Победу из национальной памяти. Страна заплатила кровью за свою независимость - а потому не обязана терпеть политических мародеров под флагом демократии.

И если в 1992-м они просто ошибались, то сегодня - сознательно предают.

... Я раб истины - не той, что разносится по лентам, а той, что лежит в архивах, в пыли и крови. Мои документы - это не бумага, а черновики совести. Я пишу не ради эффекта, а ради того, чтобы страна не повторила своих кошмаров под видом воспоминаний. Писать о тех, кто был у власти, - не мстить, а проводить аудит национальной памяти. История не прощает долгов: она всегда требует отчета - с процентами.

Когда я говорю о предателях в мундирах и министрах, о тех, кто прятал коррупцию за патриотическими лозунгами, я вспоминаю прецеденты. Франция имела своего маршала Петена, который присягнул оккупантам и навсегда остался символом позора. Россия знала своих власовцев, оправдывающих измену высокой целью. И каждый из них сначала шел под фанфары, а потом - под пули или в небытие. История не ведет бухгалтерию - она ведет приговоры.

Мы не можем позволить, чтобы в нашей истории выросли новые "великие" лишь по должности, но мелкие по совести. Их имена должны звучать не как гимн, а как сигнал тревоги. Как надписи на стенах разрушенных городов: здесь однажды поверили тем, кто говорил красиво.

Если кому-то нужны резкие слова - возьмите их. Но запомните: резкость - это не замена доказательству. Слово без факта - всего лишь крик. Я требую от оппозиции честности, а от нас самих - памяти. Памяти о тех, кто стоял, когда другие продавались.

Правда - не свет, а огонь, который жжет, но очищает. Она выжигает ложь, как хирурги выжигают гангрену. И если выбирать между местью и законом, я выбираю приговор, вынесенный историей. Между хаосом и порядком - выбираю порядок, где справедливость не декорация, а дисциплина духа.

Истина не знает дипломатии. Она приходит поздно, но приходит всегда - как рассвет после комендантского часа.

И пусть те, кто предал страну, услышат не мой голос, а эхо своих преступлений. Оно будет звучать громче любого обвинительного акта, потому что совесть - это суд без адвокатов и без срока давности.
А мы? Мы просто обязаны быть его свидетелями...